Шрифт:
Да, этот космонавт произвел на него несравненно лучшее впечатление, чем остальные. Он тоже лежал. Окруженный послушными увеселительными аппаратами, пытаясь отвлечься.
Да, пытаясь отвлечься, а не вспомнить то, что вырвала у него болезнь.
Руков передернул плечами. Неужели нельзя спасти Ярослава?
Атомка резко затормозила перед высоким угловатым зданием.
Через секунду скоростной вакуум-лифт сорвался с места.
Дверь открыла девочка лет четырнадцати.
– Вы к Саше?
– неуверенно спросила она.
– Да, к нему.
Девочка проводила гостя в комнату пилота, оказавшегося ее братом.
Руков отметил про себя, что она ничуть не опечалена его болезнью - в телевизионной раздавались голоса и смех ребят. “Светлана!” - громко позвал кто-то. Как видно, положение Александра было намного легче.
Мианов сидел на диване и что-то диктовал на магнитофон.
В комнате гулял свежий ветер, окна были распахнуты. Заслышав шаги, пилот поднял голову и отложил аппарат.
– Здравствуйте. Ну, - он улыбнулся, - не оправдались ваши надежды. Я слег за компанию с товарищами. Да вы садитесь.
– Рассказывайте, - сев, попросил Руков.
– Пока не поздно.
– Вчера я диктовал наши злоключения на Тривиане и забыл, какого числа вышли на стационарную орбиту. Потом выяснилось, что я совершенно не помню, что мы там делали первую неделю. Дальше - больше. Все заплавало, и я вызвал вас.
– Вы так спокойно об этом говорите!
– качнул головой Руков.
– А что, плакать?
– раздраженно сказал Мианов.
– Двенадцать парней лежат, Славка при смерти.или около того. Я во всей ситуации счастливчик!
Он с некоторым сожалением поглядел на Рукова и продолжал:
– Потеря идет очень плавно, я почти ничего не замечаю. Заразу на “Солнечный” все-таки принес Слава. И подобрал он ее на Тривиане, чтоб ей сойти с орбиты!… Он заразил всех наших еще там, а меня позже, уже в корабле. И экранировать Канонова вам нужно где-то со второй недели пребывания. До отлета.
– Значит, девять дней под установкой?
– Да, девять.
– Четырнадцать дней - смертельно. Четырнадцать минус девять - пять в запасе, но он болен. Это невозможно.
– Стройный расчет, - буркнул Мианов.
– Плюс еще то, что не знаю ни одной болезни с потерей памяти, которая была бы заразной.
– Ну, здесь вполне пойдет радиация, стирающая верхние слои памяти. Что-то типа лучевого передатчика. Поражает мгновенно. Скажите, вам не приходилось выходить в открытое пространство при возвращении?
– Нет. Это пока помню. Пока. Но ведь тогда нас нужно изолировать! Сегодня я, а завтра - Светланка, Анна Ивановна, Лида, вы! Как до сих пор не сделали такой простой вещи! С ума сойти!
– Излучатель был слаб, болезни хватило только на тринадцать человек и в разной степени.
– Скажите, а разве нельзя прогнать по экрану эти девять дней в ускоренном темпе?
– Можно. Но источник, повторяю, настолько слаб, что вы даже не заметили поражения. Ярослав в том числе. Спасибо, если найдем минуту заражения, не замедляя, а вы хотите ускорять.
– Я уже ничего не хочу, - проворчал Мианов.
– И так плохо, и этак невозможно!… Что ж вы желаете делать?
– Придется забирать Канонова в Институт и экранировать с промежутками, - помолчав, ответил Руков.
Глаза Мианова заблестели.
– Ну смотрите, товарищ ученый! Возвращайте нам Славку!…
Исследователь связался с Институтом и попросил привезти в Особую Палату космонавта Шестой Освоительной Ярослава Канонова.
Потом он достал пилюльку концентрата и в раздумье посмотрел на нее. Если бы такой можно было вылечить всех!…
Атомка, неутомимая и исполнительная, взяла курс на Институт. Предстояло настраивать установку.
Через два дня Руков показался в Особой. Он придирчиво оглядел ослепительные стены, белоснежные комбинезоны врачей. К нему подошла Лида, исполнявшая при больном роль сиделки. Руков не хотел брать ее в Институт, но пришлось согласиться: лежа в павильоне, космонавт звал ее сквозь стиснутые зубы, и отвлечь его не было возможности.
– Михаил Константинович, - сказала Лида, заглядывая Рукову в глаза, - ассистенты предлагают по-другому проводить выявление.
– Вот как!
– нервно фыркнул Руков. Он сильно переутомился за последнее время, да и сложная настройка аппарата отняла много сил.
– Как же, позвольте спросить?
– Не нужно начинать с раннего слоя, - нисколько не смущаясь его тоном, говорила Лида.
– Сначала мы зафиксируем самый отлет, затем несколько часов до него и так далее. Всю запись проведем в несколько ускоренном виде, компьютеры будут замедлять уже без участия больного.