– Голову вниз! Лишнюю дырку хочешь?

Кричать можно было без опаски – бронеходный самосвал ревел так, что перекрыть этот звук был способен лишь его же башенный пулемет. А вот высовываться действительно не стоило – хреновый обзор, доступный экипажу броневика, с избытком компенсировали пятеро клановцев. Трое по правой стороне улицы, двое по левой, идут не торопясь и очень цепко вглядываются в окна домов противоположной стороны – грамотно, ничего не скажу.

– Приятно, – неожиданно лязгнул Макс.

– Приятно что? – удивленно переспросил я.

– Приятно, когда тебя так ценят, – пояснил старый автомат. – Столько мощи пущено в ход ради нас троих.

Наверное, он был прав, и повод для гордости действительно имелся. Однако лично я бы предпочел вариант, при котором Механики Смерти отнеслись к процессу нашей поимки куда менее ответственно, а в идеале – вообще пренебрегли столь нудным и неблагодарным делом. Пока меня устраивает мой нынешний хозяин.

– Слышали?

– Я – ничего. Ну, кроме рева.

– Стреляют, – Эмма и ее хозяйка произнесли это практически в унисон.

– Почудилось, – щелкнул Макс.

Я недоверчиво качнул магазином. Если человек и оружие говорят одно и то же…

– Тихо! – приказал Сергей. – Ни звука!

Бронесамосвал доехал почти до угла и остановился, дожидаясь «пехоту». Пешие же клановцы как раз вознамерились проверить пятиэтажку выше по улице – наш дом они к этому моменту уже миновали.

Секунд пятнадцать броневик еще ревел с прежней силой, затем его водитель плавно убрал обороты – и сквозь надсадное чиханье отчетливо прорвались далекие хлопки.

– И в самом деле, – пробормотал Энрико, – стреляют. По кому только?

– Главное, что не по нам, – Шемяка сполз под подоконник, аккуратно прислонив меня к стене рядом с собой. – А вообще… с кем угодно могли сцепиться. Разведчики враждебного клана, например. Или рейд-группа следопытов – навряд ли, но вдруг кому стукнуло в голову еще раз порыться в здешних свалках. Болотники – правда, эти обычно от старых руин шарахаются. Да просто по крысам пальбу открыть могли.

– Мне больше по душе первые две возможности, – задумчиво произнесла Анна. – Если они найдут других людей, то перестанут искать нас.

– Это если у тех людей найдется два «калаша» под разные патроны, – ехидно заметил Шемяка. – Клановцы, они, конечно, дураки, но все ж не полные идиоты, сложить один плюс один и получить двойку как-нибудь сумеют… О! Слышали? Опять.

– По-моему, – Энрико, ловко подкатившись, вытянулся сбоку от окна, – это больше похоже на перестрелку.

– Ну-ну, – Сергей, сдвинув респиратор, яростно почесал щеку, вернее, отросшую на ней щетину.

– Блохи донимают? У меня хороший порошок есть.

– Блохи у тебя в ж…!

– Я не издевался.

– Ладно, извини, – после короткой паузы глухо проронил Айсман. – Я сорвался.

– Так нужен порошок?

– Нет. Это не насекомые, это у меня по жизни. Раздражение кожи… аллергия на резину, мать ее!

– Как же ты следопытишь-то?

– Как-как… каком кверху. Хреново.

– Я вспомнила, – тихо сказала Эмма.

В первый момент я даже не сообразил, что именно черная винтовка имеет в виду.

– Ты спрашивал утром насчет карты. Я вспомнила. Это не точно, меня при этом не было, но я почти уверена, сделать эту карту мог лишь один человек, доктор Гришин. Он учил Анну математике… и он пришел с Запада.

– Не, что ни говори, – глубокомысленно произнес Борис, – а жизня сейчас лучше, чем раньше. Тепло. Местами даже и чересчур, спорить не буду – токо, думается мне, лежать в гамаке при плюс тридцать семь да всяческую прохладительность прихлебывать будет куда как приятнее, чем в те же тридцать семь, но минус… ну, к примеру, дорогу от снега чистить. Опять же, с сельскохозяйственной точки зрения – пока землицу морозит, фиг чего прорастишь… как мы допрежь с брюквой-то мучались, сейчас и вспоминать-то не хочется. То ли дело нынче – с тростником сахарным и половины тех забот не счесть, растет он в нонешнем климате весь год. Опять же, из свеклы мы токо самогонку гнали, а тут – ром! Другая ж, епить, культура! И это я еще про баобабы, тьфу, то есть про бананы не говорю – до войны их разве что кто из райкомовских видал, так? А сегодня моя супружница вона, с утра скотине на корм охапку потащила!

– Кстати, – прервал Швейцарец философа за стойкой, – часом, не ваша скотина полночи за окном серенады выводила?

– А-а, ночью, – Борис поскреб пузо, зевнул, – то лекарь наш, Мымыков, хулиганил. На него, почитай, кажное полнолуние находит – хватает посредь ночи метлу и ну скакать по улице.

– И давно?

Содержатель с сомнением глянул на стену, где на фоне потемневших досок желтел обтрепанный календарь – на 1982 год, как не без труда различил Швейцарец.

– Лет пять как. Раньше у него другой бзик был – требовал, чтобы его главным бактериологом всея Руссии величали. Сам-то он из этих… мээнэсов которые… пробиркомойщик, короче… а поначалу, когда в поселок забрел, вовсе говорить не мог, токо мыкал… крепко, видать, приложило человека по черепушке. Ну, председательша наша тогдашняя, Матрена Степановна, светлая ей память, в документы евойные глянула и решила, что дохтур, хоть какой, лишним не будет.