– Сэр Бредмор, – понимающе кивнул Дак. – Никак не могу взять в толк, как он умудряется содержать свои шикарные доспехи такими белоснежными. Я вот усы…

– Кого ты… – в звенящем яростью голоске все же угадывалась эльфийская напевность. – Кого ты назвал “проклятой нелюдью”, а, моллюск недопеченный?

– Если вы не угомонитесь, – явно маг, решил Шах, такие громовые раскаты в голос подбавить только соответствующими заклинаниями, – я точно кого-нибудь испеку!

– Похоже, – заметила Лари, – тебе и впрямь стоит спуститься.

Шах тоскливо вздохнул.

Подсвеченные восходящим солнцем горные вершины казались воздушно-розовыми. Подножия их скрывались в тумане, и чудилось: они висят в пустоте сами по себе и, стоит лишь повеять ветерку, медленно поплывут навстречу.

– Любуешься? – вполголоса сказал Хедрик Сирд, подходя к Шаху.

– Красиво.

– Красиво, – согласился гном. – В Мире нет ничего красивее гор, что бы там ни пели остроухие про свои рощи и дубравы. А вы, люди… вы хватаетесь за крохотные камешки, восторгаясь их тусклым мерцанием. Посмотри, – гном взмахнул топором, не настоящим боевым, бережно упокоенным на возу, а изукрашенной игрушкой, полагавшейся ему, как старшине каравана, – на эту вершину. Видишь, как она сияет? Самый большой в Мире изумруд – и никому не дано унести его и спрятать в свою кладовую.

– Недавно я встретил великана, – заметил Шах, – который считал, что в Мире нет ничего прекрасней вида вечернего болота.

Он ожидал услышать в ответ презрительное фырканье, но Хедрик не зря был старшиной каравана.

– Что ж, наверное, в этом тоже есть своя правда, – сказал гном после долгой паузы. – Каждому свое, так говорим мы.

– По-моему, так говорят эльфы.

– Они научились у нас, – засмеялся гном. – Как и многому, что ныне выдают за собственные находки. Числят себя Перворожденными… но я видел манускрипт, где занесена история о том, как эльф впервые договорился с деревом… рассказана Эргни, сыном Талика, в год 607 от Изгнания Тьмы из Северной Шахты. И, заверяю тебя, в той пещере было множество куда более древних манускриптов.

– Охотно верю.

– Наши записи, – гордо сказал гном, – самые полные в Мире. Драконы могли бы сказать больше, но Владыкам Небес нет дела до копошащихся в пыли козявок.

– А боги?

– У богов, – презрительно заметил гном, – короткая память. И не столь уж долгий век, как мнится многим смертным. Раньше были другие боги, а до них – еще. Вот ты ведешь свою команду в храм мертвого бога…

Шах даже не стал спрашивать, откуда гном узнал о цели их квеста. Подгорные гномы имели тонкий слух и умели им пользоваться. А его люди, и особенно нелюди, не очень-то придерживали языки.

– …может, – Хедрик задумчиво погладил бороду, – повел бы и тогда, когда он был жив. Вы, люди, очень любите крайности. То превращаете себя в прах под ногами богов, то низвергаете их еще глубже.

– Как сказал мне один мудрец, – Шах не стал уточнять, в каком состоянии был мудрец в момент изречения, – вера в богов имеет четыре стадии: боги всемогущи, боги сильны и могучи…

– Забавно…

– …третья – богов можно победить. И четвертая – разве это боги?

– Тонко подмечено, – кивнул гном. – Этот мудрец был гномом?

– Нет.

– Эльфом?

– Человеком.

– Значит, он был пьян! – уверенно заключил гном. – Или безумен.

– Он был пьян до безумия, – засмеялся Шах.

– Я хорошо изучил вас, людей, – сказал гном. – Это было просто, проще, чем огранить алмаз “короной”. Просто потому, что в том состоянии, которое вы, люди, именуете нормальным, вы ничем не лучше червей в земле. А вот когда вы выходите из него – тут уж сами боги не скажут, что будет дальше.

– То есть ты вовремя остановился.

– Примерно, – согласился гном.

– Мне жаль будет с тобой расставаться.

– Ничто не длится вечно, – пожал плечами гном. – Наш путь почти окончен. Еще десяток верст – и нас встретит Стража Подгорных Ворот. А тебя ждет, – Хедрик вновь вытянул руку с топориком, – перевал Шестого Хентая.

Он развернулся и неторопливо зашагал к выстроившимся на дороге фургонам. Лисонька, недобро прищурившись, поглядела ему вслед, затем повернулась к Шаху и нетерпеливо ковырнула землю копытом.

– Сейчас… – рассеянно пробормотал Шах, доставая из кармана тряпицу, в которую был завернут олений язык. – На, не фыркай.

– Любуешься? – на этот раз вопрос был задан куда более ехидным тоном. – Брось, малыш. Ты еще успеешь насмотреться на эти горы… когда будешь проклинать их по десятку раз на дню.

– Увидим.

– Сомневаешься?

– Пока что, – сказал Шах, – мы проклинали в основном комаров. Еще – орком деланных волкобыков, которые плетутся, еле-еле переставляя лапы, так что любой черепахер даст им сотню саженей форы. Еще – наших уважаемых нанимателей, которые взгромоздили на свои фургоны не меньше трети всей ярмарки…