Неожиданно Барбара пронзительно взвизгнула, и Сэм подпрыгнул на месте. Его убаюкала мирная тишина утра — он уже успел забыть, что такое покой и возможность расслабиться.

— Что случилось? — спросил он и сунул руку в карман штанов; если мирная тишина сейчас рассыплется в прах — что не раз случалось с ним за последнее время, — из оружия, чтобы их защитить, у него есть только перочинный нож.

Но Барбара показала на одеяло:

— Здесь только что пробежала маленькая зеленая ящерка. Я ее увидела, только когда она выскочила из травы. А теперь она снова куда-то подевалась.

— Я знаю, о чем ты, — сказал Сэм, успокаиваясь. — Они умеют менять цвет — иногда становятся из зеленых коричневыми. Местные жители называют их хамелеонами, но у них совсем не такие смешные глаза, как у настоящих хамелеонов, — знаешь, они вертят ими в разные стороны, совсем как наши ящеры.

— Мне от тебя требовалось сочувствие, а не лекция про хамелеонов, — фыркнула Барбара, но Сэм понял, что она не обиделась.

И вдруг на лице у нее появилось такое сосредоточенное выражение, что Сэм испугался. Барбара повернулась к нему, но Сэм видел, что она сидит с широко раскрытыми глазами, словно заглядывает внутрь себя.

— Ребенок шевелится, — пробормотала она. — Шевелится, ой, толкается… да еще как сильно. Иди сюда, Сэм. Ты его почувствуешь.

Сэм подвинулся к ней на одеяле, и она вытащила блузку из широкого пояса юбки в складку. Он положил руку ей на живот, чуть пониже пупка. Когда она была в одежде, беременность не слишком бросалась в глаза, но сейчас он видел округлившийся животик, покрытый капельками пота — день стоял жаркий.

— Перестал, — разочарованно проговорила Барбара. — Нет, подожди… чувствуешь?

— Конечно, — ответил Сэм. Под его ладонью что-то тихонько шевельнулось. Он уже знал это ощущение, но оно всякий раз приводило его в трепет. Сжав руку в кулак, он тихонько постучал по животу Барбары. — Привет! Дома кто-нибудь есть?

— Извините, — тоненьким голоском ответила Барбара. — Я еще не готов к вам выйти.

Оба весело рассмеялись, и из леса им ответил веселой трелью дрозд. Тишину летнего утра нарушало лишь упрямое жужжание пчел. Казалось, кроме них двоих в национальном парке вообще никого нет. Сэм осторожно просунул руку под блузку и прикоснулся к груди Барбары.

— Интересно, что это ты делаешь? — поинтересовалась она и оглянулась по сторонам, словно кто-нибудь мог за ними подглядывать.

— Я думаю… надеюсь, я собираюсь заняться любовью со своей женой, — ответил Сэм. — Ты не против?

Он вытащил блузку из-за пояса ее юбки и наклонился, чтобы поцеловать то место, на котором замерла его рука, когда он прислушивался к ребенку в животе Барбары.

— Ты не против? — передразнила его Барбара и подняла руки.

Благодаря бесконечной тренировке женщины умеют расстегивать пуговицы на спине так же легко, как мужчины справляются с пуговицами на своих рубашках. Она сняла блузку через голову.

Сэм расстегнул лифчик и бросил на одеяло. Грудь Барбары стала больше, соски потемнели. Он наклонился к ней, Барбара вздохнула и откинула голову — ее грудь стала гораздо чувствительнее в последнее время.

Сэм сбросил одежду, мимолетно подумав, что в такую погоду даже лучше оставаться голым. Барбара все еще была в юбке. Сэм засунул под нее руку и стянул с нее трусики, которые тоже швырнул на одеяло. Одновременно он целовал ее, а Барбара одной рукой притянула его к себе, а другой принялась ласкать.

Прошло всего несколько минут, и Сэм понял, что больше не может сдерживаться. Он хотел поднять юбку Барбары, но она довольно резко сказала:

— Нет, сними.

Сэм мгновенно повиновался. Иногда ум проявляется именно так: ты понимаешь, что нельзя задавать никаких вопросов.

Когда они откинулись на одеяле после всего, оба блестели от пота, но Барбара принялась быстро одеваться.

— Давай быстрее! — прошептала она, увидев, что Сэм не торопится.

Он окинул взглядом свое обнаженное тело и сказал:

— Ладно.

Сэм быстро оделся, заправил рубашку в штаны и сказал:

— Наверное, дело в том, что я слишком много времени провел в спортивных раздевалках. Мне все равно, если кто-нибудь увидит меня голым.

— Конечно, — ответила Барбара, — но если тебя увидят голым со мной, это не то же самое, если ты будешь болтаться без одежды среди кучи других голых бейсболистов. Надеюсь.

— Надейся, — фыркнул он, и Барбара рассмеялась.

Сэм сложил одеяло и убрал его в корзинку. За ним последовали салфетки от бутербродов, пустые бутылки из-под пива и даже пробки от них. Наступили такие времена, когда выбрасывать нельзя ничего. Но корзинка все равно оказалась значительно легче, чем по дороге сюда.