Случай сделал его моим первым пациентом. Птолемеи никогда не были великими воинами или полководцами, но принцев обязательно обучали искусству владеть оружием Под наблюдением учителя Птолемей и еще несколько мальчиков его возраста сражались затупленными мечами. В пылу сражения Птолемей сорвал с головы шлем. Прежде чем он снова надел его, противник атаковал его и наполовину отсек левое ухо. Из раны хлынула кровь. Поднялся переполох Рыдающего от ужаса противника тут же заковали в кандалы. Напрасно он громко кричал:

— Я не хотел этого! Я этого не хотел! Мне очень жаль!

Его никто не слушал, и телохранители увели мальчика прочь.

Сразу же послали за мной, и я, захватив все необходимое, поспешил к Птолемею. Когда кровотечение наконец прекратилось, я несколькими стежками зашил рану. Маленький правитель сидел при этом не шелохнувшись, только громко дышал.

— Скоро все зарастет, так что и следа не останется, — пообещал я ему.

Потом я добился, чтобы освободили его слишком горячего противника.

Даже по самым скромным подсчетам при дворе было не меньше двухсот человек. Был, конечно, и еще один врач. Но царица, по свидетельству ее приближенных, предпочитала обращаться за помощью или советом ко мне. Я занимался делом, хорошо знакомым мне еще с Сиены, хотя сейчас речь шла не о солдатах, а в основном о болезнях другого характера.

Гораздо больше беспокойства доставляли мне поначалу бесконечные интриги. Я оказался среди тех, кто был наиболее близок к царице, и меня постоянно умоляли передать ей ту или иную просьбу и при этом пытались всунуть мне в руку кусочек золота или серебра. У меня, как и у всякого человека, есть свои слабости и пороки, но меня никогда нельзя было купить. Я не понимал, как следует вести себя в подобных случаях, и обратился за советом к Мардиону. Тот, казалось, вовсе не удивился.

— Очень хорошо, Гиппо, что ты обратился ко мне, прежде чем утруждать царицу. Такова жизнь при дворе: чем ближе стоишь ты к трону, тем больше привлекаешь тех, кто от него удален. Поэтому вот тебе мой совет: пусть твои руки останутся чистыми, никогда не бери денег или подарков. Если просьба кажется тебе справедливой, подойди ко мне, и мы все обсудим. В особенно серьезных или срочных случаях ты можешь обратиться сразу к царице, но прежде хорошо подумай, стоит ли дело того.

Этому совету — за некоторыми исключениями — я следовал все время моей службы при дворе и никогда не раскаивался в этом. Несколько раз я, правда, принимал подарки, но при этом заранее знал, что царица не откажет в просьбе.

Кончилось лето; в уставший от зноя город наконец пришла осень. Прохладный ветер с моря приятно овеивал узкий полуостров Лохиаду и открытый с двух сторон царский дворец.

В конце сентября попутный северный ветер доставил в гавань быстроходную узкую галеру из Рима. На борту ее прибыло посольство от Юлия Цезаря к царице.

Она приняла послов в тронном зале, вместе с фараоном Птолемеем XIV, в окружении придворных. Справа от нее стоял верховный визирь Протарх и другие высокопоставленные чиновники, за ее троном расположился небольшой круг друзей, в числе которых был и я. Посол сената с [Глубоким поклоном передал верховному визирю два свитка. Протарх преклонил перед троном колени и передал их царице. Та взглянула на обращения и оставила меньший свиток себе, а больший передала дальше своему брату.

Птолемей был милый живой юноша, но, очевидно, он уже смирился со своей незначительной ролью, потому что сразу вернул свиток верховному визирю. Клеопатра кивнула ему, и Протарх сломал печать, развернул пергамент и прочел:

— «Юлий Цезарь, диктатор, и римский сенат к Птолемею Филопатору, правителю Египта, и Клеопатре, правительнице Египта,

Сенат Рима считает необходимым укреплять дружбу между нашими двумя странами. От имени диктатора Юлия Цезаря и обоих консулов Рима и Италии мы приглашаем тебя, царь Птолемей, и тебя, царица Клеопатра, нанести нам визит».

Клеопатра внимательно выслушала и обратилась к Птолемею:

— Ну, мой высокочтимый супруг, следует ли нам принять это приглашение?

Молодой человек вздрогнул. Он довольно редко изображал правителя рядом со своей сестрой, и по большей части это была молчаливая роль. Теперь, когда спросили о его мнении, он растерянно оглянулся в поисках помощи. Все отводили взгляд, и он наконец сказал:

— Мы должны — я полагаю, нам следует принять приглашение.

Клеопатра слегка поклонилась:

— Благодарю, мой супруг, и, конечно, присоединяюсь к твоему решению.

Это вовсе не прозвучало как насмешка, а было сказано спокойным, исполненным уважения тоном. Однако, я думаю, все присутствующие в зале восприняли эту ситуацию весьма иронично. Все знали, что Птолемей не обладает ни властью, ни значением и только в редких случаях может выступать как марионетка правителя.

— А мне — мне можно тоже вместе с тобой в Рим? — выпалил вдруг Птолемей, пораженный тем, что внезапно оказался в центре событий.