— Хорошо, Протарх, благодарю. Ты можешь идти.

Она требовательно посмотрела на меня.

— Спаси жизнь, Гиппо, спаси жизнь — ты можешь это сделать!

— Почему ты не поручишь это какому-нибудь другому врачу?

:—Потому что ты мой друг, а только друзей можно просить о чем-нибудь подобном. Другому врачу мне придется: приказывать. А многие считают, что они вправе чего-то требовать от человека, отдающего такие приказания. Ты ничего не получишь за это — ни денег, ни новой должности, только мою благодарность. И помни: для моих друзей я сделаю все, так же как и для моих врагов — чтобы их уничтожить.

Странным образом именно эти слова убедили меня. Конечно, если бы она приказала мне, я бы послушался. Но она хотела не этого. Так что я ухватился за мысль спасти свою страну от кровопролития и позднее не имел оснований усомниться в правильности такого решения. То, что сообщил Протарх, соответствовало действительности — назревал кровавый переворот. Конечно, можно сказать, что я нарушил клятву Гиппократа, — но ведь во имя высшей цели. Я и сейчас убежден в этом, и этот поступок не тяготит мою совесть, хотя я и не люблю о нем вспоминать.

Нужно было устроить так, чтобы Птолемей умер незадолго до прибытия в Александрию и мертвое тело недолго бы находилось на борту.

Нам предстояло еще несколько дней пути, так что можно было все спокойно обдумать. Я решил, что лучше всего использовать меконий. В сделанных мной в Остии записях значилось, что доза в один скрипул (1,14 г) является смертельной для взрослого человека. Это вещество имеет очень резкий горьковатый вкус и очень плохо растворяется в вине или воде. После целого ряда неудачных попыток мне удалось подмешать его в необходимом количестве в горячий медовый напиток.

Когда я сегодня вспоминаю об этом, то, несмотря на все доводы рассудка, на душе у меня становится тяжело. Но тогда я был совершенно спокоен, как будто приготавливал обычное лекарство.

За день до предполагаемого прибытия я обследовал юного царя. Он страдал от морской болезни, со всеми ее обычными симптомами, почти не мог спать, а приступы малярии еще усилились. Птолемей беспокойно ворочался на своем ложе и тихо стонал.

— Его величество страдает от постоянной дурноты и совсем потерял сон, — шепотом сообщил его личный слуга.

Я кивнул.

— Поэтому я приготовил лекарство, чтобы, когда мы завтра прибудем, царь был свежим и отдохнувшим.

Птолемей был миловидным юношей, правда, немного изнеженным и полноватым. Несколько месяцев назад он открыл, что его фаллос годится не только для отливания воды. Поэтому все свое время он проводил с любимой рабыней, которая сидела сейчас на корточках у его кровати. Я отослал ее, но она вместе со слугой и двумя телохранителями осталась в дверях, наблюдая, как я наливаю лекарство.

Эту рабыню звали Ирас, ее привезли из Сирии, и она была искусным парикмахером. Во время своего последнего визита Антоний подарил ее Клеопатре. Таким образом, эта милая веселая девушка служила обоим: царице своими руками, а царю своим лоном. Клеопатра очень ценила ее, но не возражала против того, чтобы она услаждала ее брата в постели. До тех пор, пока он не требовал власти, она охотно позволяла ему такие удовольствия.

Я сделал крошечный глоток и предложил попробовать также слуге.

— От него наступает некоторая усталость, но ведь это же снотворное, — сказал я улыбаясь.

По стенам и потолку каюты танцевали пурпурные отблески заходящего солнца. Море было теперь спокойным, и судно едва продвигалось. Я присел на кровать и протянул кубок.

— Прекрасное снотворное, царь. Когда завтра мы достигнем берега, от твоей морской болезни не останется и следа.

Он приподнялся.

— Подай же его, Гиппо, я весь высох, как старый сандал.

Он хотел взять кубок, но рука его дрожала так сильно,

что я испугался, как бы он не расплескал содержимое.

— Я помогу, царь, — сказал я успокаивающе и поднес кубок к его губам. Он с жадностью выпил, и я промокнул ему губы салфеткой.

— На вкус неплохо. Я пробовал лекарства, которые были гораздо более горькими.

«Смертельный напиток тоже может быть сладким», — подумал я.

Птолемей снова лег.

— Меня почти не тошнит, — сказал он, — ты неплохой врач, Гиппократ. Почему ты не давал мне этого лекарства раньше?

— Я должен был сначала приготовить его, ваше величество.