Шрифт:
– Спасибо. Это именно то, что мне нужно, – отвечает она и входит в салон.
Самолет разбегается и взлетает.
Сидя в салоне, она смотрит в иллюминатор.
Под ней – накренившись – стелется Ницца и полоска Лазурного берега, а затем самолет разворачивается над Средиземным морем и плывет на север…
«Господи, – думает она, – какая же я идиотка! Этого мерзавца, негодяя и подлеца я называла принцем и любила всю жизнь…»
Часть первая
ДОЛГИЕ КРИКИ
Принц. Сначала он выглядел очень просто – кружочек вместо головы, точки вместо глаз и носа, палочки вместо ручек и ножек, но с обязательной подписью «ПРЫНЦ» кривыми детскими буквами. Затем, когда ей стукнуло девять или десять, подписи исчезли, а принцы стали натуральней, надели камзолы и шляпы. В двенадцать они оседлали боевых коней, в четырнадцать к ним добавились высокие красивые замки. В шестнадцать на стене печной завалинки, где Алена спала с младшей сестрой, не осталось свободного места, но, просыпаясь по утрам, она все равно дорисовывала и дорисовывала своих принцев – в просветах между старыми рисунками, над ними, в углах…
Кричал в курятнике петух, блеяла во дворе коза, мычали, проходя за забором, коровы, плакал в горнице младший брат-сосунок, сползала с печи и шумно писала в ведро сеструха Настя, а Алена все рисовала на печной стене своего принца, все ладила карандашами его волшебный лик. Пока не доставал ее громкий окрик матери:
– Алена, ё-моё! Сколько ты будешь спать?! Вставай козу доить! Артемка проснулся!
Впрочем, нет, Алена, поглощенная своим принцем, и на этот крик не обращала внимания. Хотя одним глазом, боковым зрением, уже видела за окном своего отчима Федора – как он вороватой походкой шкодливого кота прямиком крадется в курятник. Но бесшумно открыть дверь курятника Федору не удалось – оттуда с криком вылетел петух, а за ним кудахтающие куры.
И тут же мать ринулась в доме к окну, высунулась наружу:
– Федор, стой! А что ты на праздник пить будешь?
Зная, что за этим последует, Алена включала плейер, надевала наушники и с француженкой Патрисией Каас улетала куда подальше – от Федора, который, добравшись до спрятанного в курятнике самогонного аппарата, наспех выпивал все, что там накапало за ночь, и от матери-хромоножки, которая с криком «Ах ты, алкаш гребаный!» набрасывалась там на него с тумаками…
Вздохнув, Алена слезала с печи. Одиннадцатилетняя Настя, нависая над звучным цинковым ведром, что-то кричала ей, показывая рукой в угол комнаты, Алена снимала наушники, слышала рев Артемки, подходила к люльке и совала соску годовалому брату. Тот, доверчиво чмокая, тут же и замолкал. Алена снимала с себя ночную холщовую рубашку, чтоб переодеться в дневное, а Настя, вставая с ведра, подходила к ней и завистливо зырилась на ее грудь.
– Ален, а почему у меня не растут?
– Рано еще.
– А у Катьки Свиридовой уже третий номер!
– Ладно врать!
– Ну, первый! А она меня младше! И по телику я видела – в Африке у десятилетних знаешь какие сиськи!
– То в Африке! Там климат другой…
– Ой! – ойкала Настя, глянув за окно. – Твой Виктор едет!
И бегом, в одной рубашке, выскакивала на крыльцо навстречу почтарю, который на велике катил к их домику от реки, от парома.
Остановившись подле их калитки, Виктор отстегивал от багажника свою тяжелую брезентовую сумку и вынимал из нее пачку писем, перетянутую резинкой.
А Настя уже нетерпеливо гарцевала по эту сторону калитки.
– Привет, Виктор!
– Привет, малявка, – отвечал Виктор.
– Сам ты малявка! – обижалась Настя. – Мне письма есть?
Тут Алена, одетая и в наушниках, ленивой павой выходила на крыльцо. Виктор столбенел от одного ее вида, шумно сглатывал кадыком неизвестно что и пялил глаза. Алена, зная свою власть над бедным парнем, белой лебедью плыла через двор и с усмешкой протягивала ручку за письмами.
– Это всё мне?
Виктор приходил в себя, обижался:
– А «здрасти» где?
– Приветик! – снисходила Алена, ногой катая пустую пивную бутылку, валявшуюся на земле.
– Все Францию слушаешь?
Алена промолчала, не удосужила.
– Та-ак… – Виктор напустил на себя значительный вид и снял резинку с пачки писем. – Кузьмины…
– Мы не Кузьмины! – возмутилась Настя. – Мы Бочкаревы!
– А отчим? – спросил Виктор.
– Отчим не в счет! – отмахнулась Настя. – Мы Бочкаревы!
– Та-ак… – Виктор, шурша конвертами, стал считывать с них имя получателя и по одному вручать эти письма Алене и Насте. — Бочкаревой Алене, Бочкаревой Алене, Бочкаревой Алене… Бочкаревой Насте… Бочкаревой Алене, Бочкаревой Алене… Бочкаревой Насте, Бочкаревой Насте… Бочкаревой Алене… Бочкаревой Насте… Ну, вы даете, девки! Даже на Курилах достали пограничников!
– А тебе-то от кого письма? – удивилась Алена сестре.
– Тоже от солдат, – сообщил Виктор.
– А что я – тебя хуже? – фыркнула Настя.
Алена попыталась выхватить у сестры письма.
– Ты ж малолетка еще!
Но та спрятала свои письма за спину.
– А я вырасту, не боись! – И отбежала с ними в сторону, нетерпеливо вскрывая первый конверт.
– Значит, за солдата стремишься? – обиженно спросил у Алены Виктор. – И где вы только их адреса берете?
– В газете, – усмехнулась Алена.