— Небольшая разница.

«Разница больше, чем ты думаешь.»

— Ладно, не стану спорить. Значит, если следовать по этой дороге, можно достигнуть Вечности? Но что такое Вечность? Что я там найду? И кто, позвольте спросить, захочет стремиться к этой самой Вечности?

«Ты уже находишься в вечности, — ответил Шляпа. — Где же еще, по-твоему?»

— Я и понятия не имел где. Но в Вечности!..

«А Вечность — вовсе неплохое местечко, — заверил Шляпа. — Вечность — это конец всему. Попавший в вечность может считать, что прибыл к месту назначения. Следовать куда-то больше бессмысленно.»

— Стало быть, я должен, по-вашему, устроиться здесь и остаться навсегда?

«Можешь и остаться. Двигаться больше некуда.»

А ведь что-то тут не так, подумал Бун. Шляпа лжет, он просто издевается надо мной. Вечность — вовсе не конкретное место, а категория, выдуманная каким-нибудь древним философом. Во всяком случае, это отнюдь не точка в пространстве-времени. Да и колея вовсе не обрывается у этой забегаловки, а бежит себе дальше в серое безбрежье. Значит, нет никаких сомнений: по ней можно добраться куда-нибудь еще.

Расправившись с бифштексом и картошкой, он придвинул к себе тарелку с салатом. Традиционная последовательность блюд была нарушена — ну и черт с ним, в обычных обстоятельствах он вообще не жаловал салатов, но раз уж голоден, а голод и сейчас давал о себе знать, можно согласиться и на салат.

Шляпа вот уже минут пять не обмолвился и словом. Бун поднял глаза и увидел: собеседник рухнул лицом, упрятанным под клобук, прямо на стол. Руки, до того возложенные на столешницу, соскользнули и болтались по бокам, как тряпичные. Испугавшись, Бун вскочил и окатил Шляпу потоком бессмысленных вопросов:

— С вами все в порядке? Что случилось? Вы нездоровы?

Шляпа не отвечал и не шевелился. Обежав вокруг стола, Бун тряхнул его за плечо и даже приподнял — Шляпа безвольно обвис в руках. Помер, с ужасом подумал Бун. Взял да и помер. А может, никогда и не жил?

Едва Бун ослабил хватку, Шляпа рухнул обратно на стол. Бун подбежал к дому, распахнул дверь. Робот-слуга стоял к нему спиной, ковыряясь у какого-то устройства, похожего на очаг.

— Скорее на помощь! — крикнул Бун. — С нашим Шляпой что-то неладное…

— Он свалился, — равнодушно ответил робот. — Из него выпустили воздух.

— Выглядит именно так. Я решил: он умер. Но откуда ты знаешь?

— С ним это бывает, — ответил робот. — Нет-нет да и свалится.

— И что ты в таких случаях делаешь? Чем ему можно помочь?

— Я? — удивился робот. — Я ничего не делаю. Это не моя забота, Я простой обслуживающий робот. Моя обязанность — ждать клиентов, прибывающих по дороге. Их почти нет, а я продолжаю ждать кого-то, кто может вообще не приехать. Но мне все равно. Когда — и если — клиенты прибывают, я должен их обслужить. Такова моя задача. Да я больше ничего и не умею.

— А Шляпа? Как насчет Шляпы?

— Он появляется время от времени, но его не надо обслуживать. Он ничего не ест. Сядет за стол, всегда за один и тот же, и со мной не разговаривает. Сидит и смотрит на дорогу, а потом валится.

— И ты ничего не делаешь?

— А что я могу сделать? Оставляю его лежать там, где упал, а спустя несколько минут, или часов, или дней смотрю — он исчез.

— Исчез? Куда исчез?

Робот ответил пожатием плеч. Движение вышло заученным и сильно преувеличенным.

Бун вернулся к двери и вышел. И что же? Волк сбросил Шляпу со стула и принялся играть с ним, как щенок с тряпичной куклой. Таскал его туда-сюда, подбрасывал высоко вверх, но не давал упасть, а ловил на лету и яростно встряхивал. А ведь волк прав, подумал Бун, Шляпа — просто кукла, грубая тряпичная кукла. Марионетка, наделенная свойством мотаться по пространству-времени и служащая рупором для неведомого чревовещателя.

Не представляя себе, что предпринять, Бун вернулся к столу и продолжал следить за волком, увлеченно играющим с куклой, которая десять минут назад была Шляпой. И вдруг содрогнулся от озноба, возникшего глубоко в душе, и понял, что, если откровенно, испуган до смерти.

Когда он впервые попал в этот мир, то недоуменно спросил себя, в какие же диковинные дали его зашвырнуло. Теперь недоумение вернулось с удесятеренной силой — мертвящее, дистиллированное недоумение. Эта земля, это место, это состояние — неважно, какое определение точнее, — были стылыми и абсолютно чуждыми. Непонятно, как он не ощутил с первой же минуты, что он здесь гол и беззащитен против угрозы, суть которой не передашь словами. Не догадаешься, что это за угроза, пока она не проявится открыто, — и как же хорошо, что он не один, что с ним волк…