Мама нашлась не сразу, в маленькой кухне, где уже начала готовить ужин. Хезер бросилась ей помогать, даже не дожидаясь просьбы, — так можно было без помех держать её в поле зрения. Кажется, с мамой всё было в порядке, не считая того, что она то и дело кидала обеспокоенные взгляды на стоявший в углу пастуший посох, и время от времени озадаченно повторяла: «Переутомиться я не могла — сезон только начался. Может, я заболеваю?» И каждый раз Хезер решительно отвечала: «Конечно нет. С тобой всё абсолютно в порядке».

— Ты сегодня такая внимательная, — сказала, наконец, мама. — Ты взрослеешь прямо на глазах, Хезер.

Хезер почувствовала, как её лицо снова заливает краска. Причиной всех произошедших в ней перемен был Роберт: когда она думала о нём, то сама практически становилась матерью — матерью, чьё озорное чадо любит скидывать продукты с полок в супермаркете, за которые ей потом приходится платить.

— Картошка почти готова, — сказал Хезер, отгоняя от себя эти мысли. — А ужин скоро? Я жду не дождусь!

Это была правда — на обед Хезер достался только бутерброд, а одной клубникой сыт не будешь.

— Уже скоро, — сказала мама. — Я тоже люблю, когда мы все вместе садимся ужинать. За весь день это единственное время, когда мы можем побыть нормальной семьёй. Иди позови папу, пока я раскладываю мясо.

Едва ужин оказался на столе, Хезер накинулась на него так, словно сама не ела триста пятьдесят лет. Но о своём обещании поговорить с папой она не забыла и потому, наскоро проглотив несколько кусков, начала разговор:

— Пап, ты ведь хорошо знаешь историю Каслмейна?

— Я довольно много читал об этом, — подтвердил тот. — А что?

— А ты читал о ком-нибудь по имени Роберт Толлер? — спросила Хезер. — Он жил где-то триста пятьдесят лет назад.

Эти слова словно послужили невидимым сигналом: комната чуть наклонилась и ложки на столе задрожали. Мама приложила руку к голове. Хезер нервно подскочила. На мгновение у неё мелькнула мысль, что Роберт находится в комнате вместе с ними, невидимый. Но чуть поразмыслив, она поняла, что ощущение от наклона было такое, словно тот шёл откуда-то издалека. Значит, Роберт по-прежнему находился в башне и просто напоминал о себе. Хезер посмотрела на папу, но тот, похоже, не заметил ничего необычного. Он сидел и хмурился, пытаясь вспомнить, о каком Роберте Толлере говорит Хезер.

— Он мог быть младшим сыном второго Сэра Френсиса, — подсказала она. Это была всего лишь догадка, но Хезер была уверена, что находится на верном пути — со слов Роберта складывалось впечатление, что его братья старше него.

— Ах, этот Роберт! — улыбнулся папа. — Опять думаешь про сокровище, да? Ты, наверное, имеешь в виду того молодого человека, которого казнили по обвинению в колдовстве?

— Казнили?! — потрясённо воскликнула Хезер и подумала, был ли в таком случае Роберт и правда мёртв, сам не зная об этом.

Последовал ещё один наклон. На плите задребезжали кастрюли. Несмотря на то, что Хезер была потрясена услышанным, это начало её раздражать. В каком-то смысле Роберт действительно вёл себя, как маленький озорной ребёнок. Почему он не может дать ей спокойно поговорить с папой? Она ведь старается, в конце концов!

— Продолжай, — сказала она папе.

— Ну, вообще-то это достаточно необычная история, — заметил папа. — Отец Роберта, младший Френсис, встретил какую-то очень странную женщину, и она стала его второй женой. Я подозреваю, она была цыганкой. Похоже, никто толком не знал, откуда она взялась, а вскоре она сбежала, оставив мальчика с отцом. И, видимо, Роберт унаследовал от своей матери некоторые необычные способности. В записях говорится, что когда он, ребёнком, падал и ушибался, все церковные колокола начинали звонить.

Из угла кухни послышался слабый перезвон. Хезер обернулась, чувствуя, как у неё покалывает в затылке, и увидела вывешенные в ряд колокольчики, которые Франсеи использовали для вызова прислуги. Колокольчики раскачивались взад и вперёд, как заведённые. Роберт оставался в своём репертуаре.

— Лично я думаю, это полная чушь, — сказал папа, — но в те времена этого было достаточно, чтобы заставить всех в деревне говорить о колдовстве. Отец Роберта, правда, и слышать ничего об этом не хотел. Он давал мальчику всё, что бы тот ни попросил, и отказывался верить, что Роберт чем-то отличается от двух своих старших братьев.

— Так значит, ему это всегда сходило с рук, — пробормотала Хезер. Колокольчики всё ещё звенели. Мама не сводила глаз с солонки, медленно катившейся по столу, оставляя за собой белую дорожку из соли.

— Думаю, — нервно произнесла мама, — у меня начинается грипп. Или что-то такое.

— Ничего подобного, — твёрдо возразила Хезер. — С тобой всё абсолютно в порядке. Можешь мне верить, — и она снова повернулась к отцу: — Судя по всему, этот Роберт рос очень избалованным и несерьёзным. Продолжай, папа.