— Дайте нам право первой постановки, после чего везите ваше сочинение в столицу.

Что я и сделал. Встретился с Юрой, рассказал ему о цели моего приезда в Москву (в те годы я еще жил в Ленинграде, писал киносценарии для «Ленфильма», как говорил об этом выше) и предложил прочитать пьесу. Мое чтение Завадский не любил. У него были на то причины:

— У тебя, Оня, никогда не поймешь, что фактически написано, а что еще нет. Читаешь ты так, будто играешь за всех на сцене, прибавляя по настроению половину текста. А когда я, после твоего ухода, перечитываю тобой написанное, — нет ничего похожего на то, что мы слышали!.. Всеволод Вишневский — тоже такой: наверное, ты от него и заразился! Оставь мне рукопись, я прочту ее сам.

Естественно, я с трепетом ждал результата. На следующий день Юра позвонил мне в гостиницу:

— Пойдет. Я предложил Владимиру Евгеньевичу Месхетели. Если она ему понравится, то буду ставить эту твою железнодорожную историю у него в Центральном Театре Красной Армии: он там начальник.

Я никак не отреагировал на подковырку — «железнодорожную историю», тут было не до полемики и перебранки. Передо мной открывался путь театрального драматурга. И к пятнадцатилетию Советской власти 7 ноября 1932 года в Москве состоялась премьера «Мстислава».

Ленинградцам эта пьеса — чудесно поставленная Вольфом — так и не была показана: накануне премьеры здание Красного театра сгорело дотла вместе с готовыми декорациями моего первого шага на театральной сцене.

Но через два года Леонид Сергеевич Вивьен, режиссер и актер Александринки, став художественным руководителем Драматического театра Ленинградского военного округа, поставил «Князя Мстислава Удалого» на сцене Дома Красной Армии.

Главные роли исполняли: Степы Суслова — Василий Меркурьев, комиссара — Юрий Толубеев, а командира играл сам Леонид Вивьен. В спектакле были также заняты молодые Евгений Самойлов и Михаил Екатерининский. Пьеса шла там до момента перехода основных исполнителей в бывший Александринский — ныне Академический театр имени Пушкина.

Юрия Александровича Завадского и Алексея Дмитриевича Попова можно назвать людьми самого разного мироощущения, мировоззрения, миропонимания, самого полярного восприятия и отношения к искусству.

Однако, когда Попов пришел на спектакль «Мстислав Удалой», он — после окончания действия — сказал:

— Я поставил бы эту твою пьесу точно так же.

И Завадский — после просмотра моей пьесы «Год девятнадцатый», поставленной Поповым, — в точности повторил его фразу!

Для того чтобы войти в драматургию самостоятельно, вовсе не нужно «изобретать» в Баку или Новосибирске, а то и в Москве нечто уже давно изобретенное в других городах или иностранных державах, как, например, велосипед. Важны степень подготовки автора, пишущего для театра или кино, объем его знаний, образованности, элементарной начитанности — и не только в отечественной литературе.

Что крайне удивляет, так это современный авторский диапазон: от яркой вспышки, осветившей экран или театральные подмостки, до беспредельной безвкусицы, зачастую — просто пошлости… Огорчает!

В этой фразе, звучащей как приказ, было желание приобщить меня — автора пьесы — к созданию спектакля, подчеркнуть недостаточно удачную реализацию актером режиссерских указаний, а вовсе не демонстрация собственного неумения объяснить исполнителю роли свою режиссерскую, творческую трактовку.

Как-то я рассказал Пете и Лёне Турам историю одного иностранного легиона. Они написали пьесу и попросили меня ее откорректировать. Так появился «Восточный батальон» и надпись в афише «при участии И. Прута».

А потом последовали адресованные мне стихи Александра Жарова:

Пьеса «Пятьдесят седьмая страница» была задумана мною специально для трех актеров Студии Завадского: Марецкой, Мордвинова и Абдулова.

Юрий Александрович сразу же начинает ее репетировать. Спектакль был создан в самые короткие сроки. Он сдается Главреперткому, и… наши цензоры запрещают ее публичный показ! Мотивировка: «Вы что хотите этим сказать? Что партия ослепла?!» (Один из действующих лиц — терял зрение.)

В это же время было принято решение отправить Студию Завадского в Ростов-на-Дону. (Я уже рассказал читателю, сколь тяжкой была для Юрия Александровича эта «высылка».) Делалось сие якобы для усиления тамошней драматической труппы.

Актеры Студии во главе с ее руководителем написали в Центральный Комитет партии мольбу о жизни: просьбу оставить Студию самостоятельной, не разрушать сложившийся коллектив.

В тот момент я — за то, что сделал сценарий будущего фильма «Тринадцать» (в течение тринадцати дней), — удостаиваюсь чести стать делегатом Всероссийского Стахановского совещания. Зная, что буду приглашен в Кремль, я взялся передать послание коллектива Студии высокому руководству.