— Я таперь все-о могу!.. И в генералы могу, и в адмиралы могу, и во министры могу, и в анжинеры могу… за дохтура могу… в инспекторы могу!.. Проси у меня, чего кто желает!..

Ходит-хороводит — жуть. Города красными флагами его встречают, по деревням собаки от него шарахаются, — а то пристрелит! Уж на что железные поезда, а и те из уважения останавливаются.

Фабрики-заводы и дымить опасаются — не дыхнут, потому — кто ее знает? И таким манером таких чудес натворил, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Все-мо-га!

Вот и заходит раз, у моря на берегу, в одну харчевню. А в той харчевне женщина одна бедная соленой водицей торговала, а на заедочку корочку подавала. Заходит, стало быть, Всемога в эту самую харчевню и зычит:

— Эй, ты, голова курячья… тррави! Становь-подавай мне счас жареного гуся с кашей! сей-минут! Чтоб стал передо мной, как лист перед травой!

Ну, женщина напужалась, понятно, и говорит ему вежливо:

— И вовсе мы люди бедные, еле живы… Ну, какие у меня гуси?!

А тот знать ничего не желает — куражится:

— Дисци-плину мою не почитаешь?.. такая-растакая!.. Счас гуся подавай, а ни то — на мушку! У мене разговор короткий! Ай не знаешь, чего видаешь?! Да я ж Все-мо-га! По всем морям-окиянам плавал, весь свет преизошел! Самого что ни есть жирного подавай, со всеми потрохами!

И ни слова не говоря, из кармана на стол — бутылку. Сталоть, на якорь стал. Что ты тут будешь делать!

— Желаю, — говорит, — у тебе в хибаре выпить-закусить, внимание тебе доказать! Очень, — говорит, — я бедных почитаю-уважаю!

Расстроил, понятно, женщину. С голоду, прямо, подыхают. Ну, и взяло ее за сердце от такого разговору:

— Были и у нас гуси, как ты по морям плавал… — женщина-то ему, — а как на сухопутье определился, все гуси за море улетели. Остались… слезы одне соленыя… Как мужа моего по твоему указу убили, — уважения тебе не сделал… — последнюю рубаху его продали. Мне, — говорит, — теперь с детями один конец: головой да в воду!..

А Всемога уж из бутылки дернул, — закуски обязательно требуется. Как хватит по столу кулаком!

— Ах ты, баба глупая-нитилигентная! — кричит-разоряется. — Как ты так можешь, со мной бунтуешь, дисциплины не признаешь?! Ай не знаешь, чего я с тобой могу исделать?

— А чего ты со мной исделаешь хужей смерти? — женщина-то ему, уж не боится.

А тот — никаких резонов!

— Я все могу! Вот тебе последний мой срок-урок: через пять чтобы минут, а гусь чтоб сюда… на рейд ко мне выплыл кашей! И каши чтобы на нем — горой! А не то я та-а-кое исделаю!..

— Ай ты сбесился?! — женщина та ему. — Человечьего разговору уж не понимаешь? Да ежели его нету, гуся-то?!

— Как-так, нету?! Хлопну-топну — тышши у меня гусей будут! Да я ж Все-мо-га!

— А ежели ты Всемога, — женщина-то ему, — ты бы нам хоть по кусочку хлебушка мяконькова определил, с девчонкой! Который уж день корочки не видим, сольцу едим…

— Эн чего захотела — хле-ба! Будя с тебя и со-ли! — значит, куражится.

Ну, тут женщина, понятно, и расстроилась:

— Сталоть, на хлебушка-то у тебя и власти нет!

Как Всемога кулаком по столу ахнет — так все чашки-миски по полкам и заплясали.

— У мене… вла-сти нету?!

А та уж и себя не помнит, свое да свое:

— Вот и выходит, что нету!

А тут девчоночка ейная, крохочная, младенчик, и елозит по полу, рубашонка на задочек задрана… Подобралась тем делом до него, до Всемоги-то, да за ногу его, за сапог-то ясный, и уцопила. Лопочет свое: ца-ца… — стало быть, хлебца просит, пузырики по губам пускает, слюньки…

— У мене вла-сти нет?! — Всемога-то, глазищи, прямо, кровью зашлись.

Да как ухватит девчоночку ту за ножки да головенкой-то об косяк, — так молочком и брызнуло!

— Вот тебе моя власть!!.

Вытянул из бутылки до дну и пошел на волю. Идет и орет:

— Я все могу!.. И витерпасы могу, и в генералы могу, и в министры могу… Кто чего супротив меня может?! Я — кричит — Всемога, недалече мне до Бога!

Вот до чего дошел! А мальчишки за ним, понятно, — кричат-балуют:

— Всемога-Всемога, дай копеечку! Всемога-Всемога, недалече тебе до Бога?..

— Я все-о могу!.. И по морю могу, и по небу могу!..

А дождь большой был, кончился, — и над морем, по небу-то громадная радуга перекинулась.