А может быть и смерть.

Мало кто верил, что вождя большого племени могли вот так просто увести и казнить. Но и никто не знал о событиях, происходивших за тяжелой дверью, за крепкими стенами.

У вождя племени было свидание… Неожиданное, во внеурочное время. За это свидание очень дорого заплатили.

Старика свидание не удивило. Не удивил Совершенно незнакомый человек, прорвавшийся через все преграды и законы. Таких людей вождь остерегался.

— Что ты хочешь, юноша? — холодно спросил он.

Незнакомцу было лет тридцать пять. Держался он уверенно, как человек, имеющий деньги и поддержку сильных людей.

— Это вам, уважаемый отец… — Незнакомец показал на узлы и свертки. — Их отнесут в камеру.

Незнакомец понимал, что вождь племени не бросится к подаркам. Но и не ожидал такого пренебрежительного отношения. Старик даже не взглянул на подарки. Он продолжал невозмутимо смотреть на странного посетителя.

— Что ты хочешь? — повторил вождь.

— Вам передают привет хорошие, сильные люди.

— Кто они?

— Ваши друзья.

— Я всех своих друзей знаю, — сказал вождь.

Вождь вернулся в камеру. Заключенные приподнимались, рассматривали вождя. Послышался кашель, звон цепей, причитания. Вождь невозмутимо сел, прислонившись к стене. Но все-таки было заметно, что он взволнован: слегка дергалась щека.

Махмудбек с трудом улыбнулся.

— Все хорошо! А мы… — он кивнул на камеру, — обо всем передумали.

— Хорошо… — вздохнул вождь.

Потянулись часы, страшные, утомительные. Время осенних и зимних вечеров в тюрьме как одно из наказаний. Знает ли о нем начальство?

В такие часы, закрыв глаза, Махмудбек вспоминал о прошлом. Вспоминал студенческий Самарканд… Комсомольские собрания, литературные вечера. Он пытался снова складывать стихи о пустыне, которую перешел много лет назад. О чужом мире, в котором очутился. Стихи рождались… Но к рассвету Махмудбек мог вспомнить только отдельные строки. Ему хотелось создать стихи о борьбе, настоящие, горячие. Такие же, как его борьба. Но чей-нибудь крик, бессвязное бормотание спящих людей возвращали в мир каменной, темной камеры.

Снова лязгнули засовы. И снова появился усатый стражник. Он цепко, со знанием дела обшарил взглядом камеру. Наконец нашел нужного человека — молчаливого, рослого главаря банды Ораза. Кивнул ему. Ораз вышел, слегка наклонив голову. Или боялся стукнуться головой о низкий косяк, или не хотел выделяться перед низкорослым, коренастым стражником.

На этот раз заключенные более спокойно отнеслись к вызову. Ораза побаивались. Даже много повидавшие люди, не раз сталкивавшиеся с жестокостью, не любили слушать его рассказы о лихих, кровавых делах.

Минут через тридцать Ораз возвратился с узлами и свертками. Нести их ему помогал стражник. Бандит угощал не всех заключенных. На вождя племени и Махмудбека даже не взглянул.

Довольные заключенные долго чавкали, с удовольствием грызли кости и даже смеялись.

— Это мне приносили… — усмехнулся вождь.

— От кого? — спросил Махмудбек.

— От немцев…

И они замолчали. Стало ясно, что немцы купили банду. Наверное, очень хорошо заплатили и главарю и стражнику, который явно нарушил строгие законы тюрьмы.

В последнее время Дейнц редко бывал у своего шефа Расмуса. Разведчики чувствовали, что за ними следят упорно, повседневно. Кто-то идет по их следам, путает карты, ставит в самые неожиданные условия, из которых надо долго и умело выкарабкиваться.

— Это не может быть случайностью… — сказал Расмус.

Усадив помощника, он даже не сделал замечания, что тот заявился в неудобное дневное время. Расмус начал жаловаться. Его серьезно озадачил перенос совещания у Ишана Халифы.

— Сколько мы вбухали денег в это дело! — сорвался Расмус.

Начало разговора ничего хорошего не предвещало. Расмуса, обычно сдержанного и корректного, сейчас злило все: глупые слуги, завистливые родственники, остывший кофе, открытая форточка… Все то, на что он раньше не обращал внимания.

Как в этой обстановке сообщить еще одну, не очень приятную новость? Дейнц попытался удобней сесть, положил ногу ка ногу. Принял более независимый вид. В конце концов, в подготовке всех операций основная роль отводится старому разведчику Расмусу. Это ему Гитлер вручал ордена и пожимал руку. Дейнц — обыкновенный исполнитель.