Евгений через силу улыбнулся и солгал:

Да так, задремал... Страшное, видно, приснилось.

Это бывает, — солидно заметил кок.

Интересный компот получается, комсомольцы, атеисты, а

бога через два на третье вспоминаете. С чего бы это,

а? — насмешливо протянул военфельдшер Габуния и потрогал коротенькие усики.

Подводники переглянулись. Кок заморгал и почесал затылок.

Да в боге ли дело! Бог вроде присказки, — загорячился,

даже привстал с кресла Свирин. — Главное — фашиста то

пить, а мы вместо этого по морю туда-сюда телепаемся.

А что, может, командира у перископа подменишь, Сви

рин? — спросил с ехидцей кок. — Дуй, кореш, к нему и режь

напрямки: так, мол, и так, товарищ капитан третьего ранга, при

был подменить, раз сами не справляетесь.

Тебе бы только подъелдыкивать, Общепит, — обиделся

Свирин. — Вот у нас на «Двадцатке» командиром был каплейт

Шилов... Вот это лихой мужик!..

— Лихой мужик!.. — передразнил Свирина кок и вдруг

взбился. — Ты нашего батю не хули! Без году неделя на лодке,

а туда же — судит, рядит...

Военфельдшер откровенно насмешливо оглядел матросов и поцокал языком.

— Не матросы — боевые петухи! Ишь, самого командира корабля взялись судить: один обвиняет, другой защищает. Или, может, я ослышался?..

В отсек заскочил штурман. Военфельдшер ухватил его за рукав и отвел к переборке, подальше от навостривших уши матросов.

— Какие проблемы терзают вас, товарищ Эскулап? Пригото

вили ли вы для нас, истомленных трудами и заботами, что-либо

эдакое поддерживающее? — пытался отшутиться штурман, ко-

торого Габуния забросал вопросами о том, что делается в центральном посту и на поверхности.

— Клистир я тебе приготовил самый большой! — выкрикнул

военфельдшер. — Давай отвечай на вопросы, Вано! Э-э, что

молчишь?

Штурман коротко рассказал о паруснике. Габуния слушал, покачивал головой, и в такт его дзижениям на стене отсека колыхалась огромная носатая тень

Слушай, Вано, сколько можно ходить с места на место за

этим вшивым парусником? — жа,рко дыша в лицо штурману,

зашептал Габуния. — Э, парень, давно пора ему резекцию де

лать!

Ты командиру скажи, — посоветовал штурман и шагнул к

двери в центральный пост. Уже закрывая ее, на миг задер

жался, согнав улыбку с лица, серьезно спросил: — А валерьян

ка у тебя есть, Эскулап?

Конечно.

Так пей. Говорят, помогает...

...На поверхности моря обстановка не менялась. Парусник закончил очередной поворот и лег на новый курс. То же самое сделала и подлодка. Крашенинников нервничал, но виду не показывал: действовал, как обычно, неторопливо, команды подавал, не повышая голоса.
–

Подводная лодка описала полную циркуляцию и еще ближе подошла к шхуне. Теперь судно просматривалось во всю длину. В окуляр с увеличением можно было разглядеть даже многие мелочи.

«Чья же это посудина?» — гадал командир, вглядываясь в повисший безжизненно флаг. И тут, как иногда случается, порыв свежего ветра, словно по заказу, чуть шевельнул складки флага, а затем и развернул его полотнище. Крашенинников отчетливо увидел желтый крест на синем поле. «Значит, все же нейтрал, швед!» — сказал он себе и мысленно порадовался, что не последовал совету Рудова, не ударил по шхуне торпедой.

И все же отпустить это судно он не мог. И не хотел. Что-то подсказывало ему не делать этого. И верх в споре со старпомом его не порадовал. Не желая обидеть Рудова, Крашенинников буднично, без всякого нажима объявил:

— Парусник — нейтрал, несет шведский флаг. Штурман, по

смотрите на него, а потом загляните в справочник судов тор

гового флота, нет ли его там?

Пока штурман рассматривал шхуну в перископ, Крашенинников стоял возле него с закрытыми глазами и раздумывал, как быть с судном дальше. Штурман поглядел на парусник и, уйдя в свой закуток, стал шелестеть страницами толстенного справочника, а командир, так и не приняв решения, снова склонился к окуляру. Впрочем, решение он все же принял — не торопиться.