Сама комната была пустой и стерильной, но еще было окно, которое выходило на широкий проспект города, где выстроились апельсиновые деревья.

Стоя над его кроватью, наблюдая за тем как он спит, Люси могла видеть это.

Путь их любви, которая могла бы расцвести здесь.

Она могла видеть, что Люсия вошла, чтобы принести Даниэлю его еду, его медленно поднимающегося к ней.

Пара, неотделимая от этого времени, Даниэль выздоравливал.

И это вызвало у нее чувство зависти, виновны и замешательства, потому что она не могла сказать прямо сейчас, была ли их любовь красивой, или это было еще одним доказательством того, насколько неправильно это было.

Если она была настолько молода, когда они встретились, у них, должно быть, были длительные отношения в этой жизни.

Она добралась бы, чтобы провести годы с ним прежде, чем это произошло.

Прежде чем, она умерла и была перевоплощена полностью в другой жизни.

Она, должно быть, думала, что они провели бы вместе вечность — и, должно быть, даже не знала сколько времени вечности им отведено.

Но Даниэль знал.

Он всегда знал.

Люси опустилась на край его постели, стараясь не разбудить его.

Может быть, он не всегда был таким закрытым и труднодоступныи.

Она только что видела его в своей московской жизни и он что-то шептал ей в самый критический момент, прежде чем она умерла.

Может быть, если она просто поговорит с ним в этой жизни, он бы относился к ней иначе, чем Даниэль которого она знала, делал.

Он мог бы не скрываться так от нее.

Он мог бы помочь ей понять.

Мог бы сказать ей правду, для разнообразия

Потом она могла бы вернуться к настоящему, и не было бы больше тайн.

Это было все, что она действительно хотела: для двух из них, чтобы любить друг друга открыто.

И для нее, чтобы не умереть.

Она протянула руку, и коснулась его щеки.

Она любила его щеки.

Он был потрепанный и раненный, и возможно потрясен, но его щека была теплой и гладкой, главным образом, это был Даниэль.

Он был великолепен, так же как и всегда.

Лицо у него было так мирно во сне, что Люс могла бы смотреть на него со всех сторон в течение нескольких часов, и никогда бы не заскучала.

Для нее он был совершенством.

Также были прекрасны и его губы.

Когда она дотронулась до них пальцами, они были настолько мягкими, что она склонилась для поцелуя.

Он не шевелился.

Она провела губами по контуру его подбородка, поцеловала изгиб шеи, которая не была ушиблена и спустилась к ключице.

В верхней части правого плеча, ее губы остановились на небольшом белом шраме.

Это было бы почти незаметно для кого-либо другого, но Люси знала, что было местом, откуда простираются крылья Даниэля.

Она поцеловала рубец.

Это было так трудно понять, что он лежит беспомощный, на больничной койке, когда она знала на что он способен.

Когда его крылья оборачивались вокруг нее, Люси всегда теряла след всего остального.

Чего бы только она не сделала бы, чтобы видеть, как они разворачиваются теперь обширным белым блеском, который, казалось, украл весь свет из комнаты! Она положила голову на его плечо, шрам, горячее чем ее кожа.

Она подняла голову.

Она не поняла, что задремала, пока визг носилок едущих по неровному деревянному полу в коридоре не испугал ее наяву.

Сколько было времени? Солнечный свет лился через окно на белые простыни на кроватях.

Она повернула плечо, пытаясь ослабить напряжение в мышцах.

Даниэль до сих пор спал.

Шрам выше его плеча выглядел более белым в утреннем свете.

Люси хотела посмотреть другую сторону, такой же шрам, но он был обернут в марлю.

По крайней мере, рана, казалось, прекратила кровоточить.

Дверь открылась, и Люси рванула вперед.

Люсия стояла в дверном проеме, держа три покрытых подноса, сложенные в ее руках.

— О! Ты здесь.

Она прозвучала удивленной.

— Так что они уже позавтракали, тогда? — Люси покраснела, и отрицательно покачала головой.

— Я… эээ… — Ах.

Глаза Люсии загорелись.

— Я знаю этот взгляд.

Ты переживаешь за кого-то.

Она поставила подносы с завтраком в телегу и приехала, чтобы стоять в возле Люси.

Не беспокойся, я никому не расскажу, пока я это одобряю.

Она наклонила голову, чтобы смотреть на Даниэля, и уставилась на него тяжелым долгим взглядом.