Джурак ничего не сказал.

Если то, что сказал Джурак, было правдой, понял Ганс, война просто продолжится. Он, возможно, спас чинов, но кто будет следующим после этого? И таким образом, война продолжится.

— Вы сказали, что ваши глаза не видели моих новых уменов, — произнес Джурак, прерывая мысли Ганса.

Ганс рассеянно оглянулся назад на него, потирая левое плечо.

— Я достаточно знаю ско… — Джурак быстро остановился, — людей, чтобы знать, что вы больны.

— Я буду в порядке.

— Это — ваше сердце, не так ли?

Удивленный, Ганс кивал.

— Вы очень больны, Ганс Шудер.

— Не настолько, я найду силы пережить это до конца.

Джурак тихо засмеялся.

— Однажды Гаарк сказал мне, что вы неукротимы. Я помню, как однажды сказал ему, что, если он ощущает это в вас, то возможно было бы лучше убить вас прежде, чем вы создадите проблему.

— Одна из его многих ошибок, — сказал Ганс со слабым смехом.

— Да. Я знаю.

— Так что же я вижу из того, что ваши глаза не видят? — ответил Ганс. — Я знаю, что два умена были доставлены по железной дороге вчера вечером из Ниппона. Это, должно быть, потребовало почти каждый локомотив и вагоны подвижного состава в пределах трехсот лиг, чтобы сделать это. Даже если у вас есть полдюжины уменов в Ниппоне, вам потребуются еще два дня, чтобы обернуть те поезда, отправить их на север, загрузить, затем еще два дня, чтобы доставить их все обратно сюда.

— Как вы можете видеть, я теперь контролирую железную дорогу между этим местом и Сианем.

Джурак посмотрел мимо Ганса и кивнул.

— Я не буду говорить неправду. Я не знаю, как они прошли. Возможно, они контролируют линию. Возможно, у вас почти не было воинов между Гуанем и Сианем, чтобы остановить их.

Джурак помолчал мгновение.

— Очевидно, не достаточно, чтобы остановить их.

— Мы захватили снаряжение в Сиане. Порох, артиллерия, оружие. — Он колебался, вспоминая баржи с взорвавшимися боеприпасами. — Миллионы патронов, тысячи снарядов, даже некоторые из ваших пароходов и броневиков.

— К тому времени, как вы подвезете подкрепление, я смогу вооружить пятьдесят тысяч чинов.

— Тогда это будет взаимная бойня.

— Я могу также отступить, разрушая железную дорогу. Сжечь фабрики, которые мы покинем перед уходом. Потом вы получите еще один фронт и сотни тысяч чинов, вооруженных и стремящихся к крови к тому времени, когда ваши умены достигнут Сианя.

Джурак устало покачал головой.

— Тогда мы обречены сражаться. И вы, и я не будем здесь и не увидим это, но битва продолжится.

Ганс вздохнул и опустил свою голову.

— Я знаю.

Наступила долгая минута молчания. Он оглянулся назад на Джурака. Здесь был воин Орды. Восемь футов или больше ростом, черно-коричневая грива, спутанная, грязная, такая же, как и черная униформа. Облик, который в течение десятилетия наполнял его ужасом. Он вспомнил о рабстве, ужасе, жестокости, праздниках луны и убойных ямах. И всех, очень многих товарищей 35-ого полка и 44-ой Нью-Йоркской батареи. Русских людей, своего друга Марка, тех, с кем он перенес неволю. Все убитые этой расой.

Он подавил порыв найти оружие, нож, что-нибудь еще, чтобы тут же выпотрошить Джурака, сделать это сигналом для резни, чтобы продолжать смертоубийство. Ибо он, действительно, взял вверх в данный момент.

Он посмотрел налево и увидел, что Кетсвана стоит над раненым бантагом, приказывая чинам отойти назад. Они были готовы навалиться на него с вытянутыми ножами.

Он думал о вчерашних слухах, что в безумстве убийства, бантаги были искалечены до неузнаваемости; и некоторые даже шептали, что кое-кто даже брал их мясо и ел его.

Он пристально посмотрел на раненого бантага и понял, что тот был чуть больше чем детёныш, почти того же самого роста что и зулус стоящий над ним. Он лежал на боку, раненый в живот. Смотря вверх на Кетсвану.

Чины отступили. Кетсвана начал отворачиваться, и тут раненый бантаг что-то сказал. Кетсвана заколебался, затем достал фляжку, вытащил пробку, встал на колени, и предложил бантагу напиток.

Джурак также смотрел на это.

— Несмотря на то, что сделала моя раса, тем не менее, один из ваших предложил напиток умирающему ребенку.