Эндрю даже думать не хотел о такой возможности. Это означало бы, что каждый дирижабль и броневик будут потеряны. Без них, Джурак проскользнет через оборонительную линию у Капуа, как нож сквозь масло. Теперь операция стала реальностью, и даже если бы он пересмотрел свое решение, то правдой было то, что Джурак мог прорваться в любом случае.

— Чертовски трудное решение, — сказал Ганс, — а ты еще волновался, что потерял самообладание.

— Непосредственно перед тем, как мы вошли в Капуа, я солгал тебе, Ганс.

Ганс усмехнулся и сплюнул.

— Ты имеешь в виду о желании принести меня в жертву, если бы это принесло победу.

— Да, я жертвую слишком многим. Я по-прежнему думаю, что мне следует отправиться вместо тебя.

— Ты можешь говорить по чински? — спросил Ганс. — Как насчет диалекта бантагских рабов, или даже самого бантагского языка?

Эндрю вздохнул и покачал головой.

— Хорошо, таким образом, вопрос улажен, не так ли?

— Да, я знаю.

— Эндрю. Иногда стоять позади всего и ничего не делать является самым сложным делом из всех.

Они остановились, поскольку мимо прохрипел миниатюрный паровоз, старой 440-й модели, толкая вагон, загруженный двумя свежеиспеченными десятифунтовками, заряжающимися с казенника.

— Я тоже думал об этом, — сказал Эндрю.

— О чем?

— О ничегонеделании.

Ганс хохотнул.

— На самом деле, мой друг, учитывая мой выбор, я рад, что иду, вместо того, чтобы оставаться здесь и иметь дело с этим змеиным клубком политиков.

Эндрю не мог не улыбнуться, после того, как поезд проехал мимо, они пришпорили лошадей и отправились дальше. Оставив станцию в стороне, они поскакали через ряды грубо сработанных кирпичных домов, где разместили тысячи рабочих, которые трудились внизу в долине реки Вины.

Они продолжили подъем на холм, проехав мимо одного из могильников тугар, Ганс остановился на минуту, чтобы посмотреть на адский дым и пар, каскадом вздымающиеся от литейного завода как раз когда новую партию жидкого металла опрокинули из котла.

— Это почти восхитительно, — воскликнул Ганс, указывая на высокие облака дыма, освещенные первыми лучами зачинающегося рассвета.

Эндрю внутри себя согласился с ним. Это заставило его подумать о художественной школе, там, в старом мире, тех, кто поклонялся красоте природы и написал пейзаж долины реки Гудзон. Дым и пар были такие же по своему виду, как и растущие полуденные кучевые облака, скрывающие вершину горы, но эта гора была рукотворной, такими же были и облака. Однако освещение было внеземным, глубокие утренние красные цвета, уникальные для этого мира. Он улыбнулся мысли о слове «внеземной», внеземной для того мира, а теперь эта планета стала домом, после всех этих лет такой солнечный свет стал нормой, обычным стало наличие двух лун, и более легкое ощущение веса, тоже было обычным.

— Я понимаю так, что вчерашняя сессия с Сенатом была неудовлетворительной? — спросил Ганс.

Эндрю кивнул.

— Это — тупик. Калин в тяжелом состоянии, хотя и вне опасности. Флавий отказывается вступить в должность временно исполняющего обязанности президента, так как это будет означать, что его место займет сторонник мира, а Бугарин изводит всех тем, что необходимо подписать соглашение, представленное чинскими послами.

— Ну, через час я буду вне всего этого, — заявил Ганс.

— Я знаю, — прошептал Эндрю.

— Возможно, не делая ничего вообще, ты мог бы делать лучшее из возможного, — сказал Ганс.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты это поймешь.

Ганс усмехнулся, и Эндрю понял, что его друг подарил ему кое-что для размышлений, и не собирался ничего больше говорить по этой теме.

Их путь проходил через местность, которая когда-то была рощей, где он впервые признался Кэтлин в любви, давно срубленной и заставленной складами и еще большим количеством кирпичных домов. Наконец, они добрались до дороги, ведущей вдоль насыпей водохранилища, и покинули новую часть Суздаля. Вода в озере была неподвижна, зеркальная поверхность отражала утреннее небо, ласковый и манящий вид. Непосредственно впереди стояли несколько низких зданий, обшитых вагонкой, накрытых камуфляжной сеткой, и окрашенных в темно-зеленый и коричневый цвета. В окнах по-прежнему пылали лампы, и внутри кипела суматошная деятельность. Вокруг зданий люди десятками носились взад-вперед. Подъехав, Эндрю и Ганс соскочили с лошадей и привязали их.

Варинна стояла в открытом дверном проеме, и в тот миг, когда она с усталостью спустилась, чтобы поприветствовать их, стало очевидно, что она бодрствовала всю ночь. С момента решения начать миссию все ее люди работали в сумасшедшем темпе, затрудненным из-за приказа Эндрю, потребовавшего максимальной степени секретности для всей операции. Сделать это было практически не реально, ведь город находился всего на расстоянии пары миль, но каким-то непостижимым образом никто в Конгрессе ничего не узнал, скорее всего, из-за того, что они были слишком заняты собственными перепалками, чтобы заметить круглосуточное умопомешательство, творящееся на площадке для дирижаблей. Что касается десятков сообщений, отправленных на фронт и в Рим, приказывающих о передислокации дирижаблей и оставшегося бронеполка, то их отправляли, используя книжный код. Адмирал Булфинч лично приглядывал за погрузкой броневиков в течение ночи. Два корабля, перевозящие машины и транспортное судно, вывозящее цистерны для изготовления водородной смеси, боеприпасы, бригады механиков — все они плыли под покровом ночи. Если все пойдет согласно плану, то они должны в течение ночи прибыть в Тир, а также привести в состояние боевой готовности войска Стэна Бамберга, так как ситуация внезапно станет очень горячей. Варинна улыбнулась и протянула руку.

— Все готово, — заявила она.

— Что-либо известно из Рима?

— Ничего. На фронте тишина.

— Хорошо.

Эндрю взял ее руку и пожал, довольный светом, который, казалось, искрился в ее глазах. Это пожатие как-то отозвалось внутри нее, и он почувствовал прилив уверенности, поскольку именно она была их тайным лидером, который разработал большинство деталей плана. Смерть Чака глубоко потрясла его, так сильно, что он не сразу был в состоянии понять способности, которые были живы в ней.