Гюберт был ловок, изворотлив и физически силён. Мы трое едва справились с ним. Он рычал, как зверь. Со свирепым отчаянием он наносил нам удары ногами, руками, головой, пытался кусать.

Бесспорно, он отлично понимал, что нужен нам живой, а не мертвый, и это давало ему хорошие козыри.

Наконец мы одолели его. Я скрутил ему руки за спину. Трофим Степанович навалился всем телом на ноги. Логачев держал его плечи.

Подоспевшего Березкина Логачев попросил:

— Мишутка, достань-ка у меня из кармана веревочку. Быстро!

Тот вытащил небольшой моток прочного шнура от парашютных строп. Мы крепко стянули руки и ноги Гюберта. Он дышал тяжело, порывисто, на губах его выступила пена. Мне казалось, что он вот-вот задохнется.

Я вытер мокрое лицо и перевел дух.

— Хомяков, он же майор Стожаров!
– отрекомендовался я.
– Привет от Виталия Лазаревича!

Гюберт дернулся всем телом, выругался сквозь зубы, сверкнул глазами.

Подошел залепленный грязью Фома Филимонович. На губах его играла плутоватая улыбка. Он держал за руку Таню.

— Вот так, господин хороший, - проговорил он с усмешкой.
– Знай край, да не падай! А за внучку спасибо… Вот она, внучка-то! Помогла ваша бумажка. Устроилась девка и жила, как у бога за пазухой.

Такой издевки Гюберт не смог перенести. По лицу его пробежала судорога. Подавшись вперед, он плюнул в сторону старика.

— Ишь ты, какой бешеный!
– с невозмутимым спокойствием проговорил Фома Филимонович.
– Жаль, что ты связанный, а то бы я показал тебе, как плеваться.

— Кончайте, хамье!
– прохрипел Гюберт.

— Эге!
– воскликнул старик.
– Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Быстрый ты больно, господин хороший. Потерпи малость, мы больше терпели. Тебя кто в гости звал к нам в Россию, а?..
– Он опустился на корточки, пощупал шнур и заключил: - Ничего, прочно…

Я распорядился обыскать убитых солдат и взять все их документы, а сам занялся карманами Гюберта и Похитуна.

Похитун вел себя чрезвычайно благоразумно. Он не оказал ни малейшего сопротивления, сидел обмотанный веревкой и мелко постукивал зубами, точно в лихорадке. Трясущийся мешок костей…

Фома Филимонович подошел и к нему, сопровождаемый Сережей Ветровым.

— Вот и молодчина!
– проговорил старик.
– Сразу лапки поджал - и ребра тебе не наломали… Покорную голову и меч не сечет. Говорил тебе сколько раз: сиди дома, соси свою брыкаловку и не суй нос в лес! Не послушал… А что это у тебя в брюхе так урчит?

— Это у него на почве несварения желудка, - серьезно сказал Сережа Ветров.

— Пить… пить… - мертвым голосом попросил Похитун.

— Можно, - отозвался Фома Филимонович.
– Ради старой дружбы, можно. Ну-ка, внучка, спроворь моему "другу" водицы.

Таня улыбнулась и пошла за котелком.

А кобыла Фомы Филимоновича продолжала стоять все на том же месте. Теперь она не торопясь сосала зеленую воду из протока, потряхивала головой, пофыркивала.

— Умная тварь!
– ласково произнес старик и зашагал к лошади.

Первая часть операции была, закончена. Солнце клонилось к, закату. Мы готовились к выступлению. Партизаны подвешивали к седлам гранаты, обвертывали тряпками запалы и прятали их кто в карманы, кто в шапку. Особенно осторожно нужно было обращаться с бутылками самовоспламеняющейся жидкости "КС". Их приходилось нести в руках, так как в мешках они могли разбиться. Минеры, сидя в сторонке, возились с деревянными самодельными коробками, набитыми взрывчаткой.

Я сунул в один карман толовую шашку, а в другой - медный капсюль с кусочком бикфордова шнура.

Таня и Сережа укладывали на телеги пустые мешки и оружие. Трофим Степанович и Логачев давали последние указания двум партизанам, которые должны были вести Гюберта и Похитуна сразу на поляну, на наш аэродром.

— Смотрите, хлопцы, строже, как бы не убежали эти гады, - предупредил Карягин.
– Этот господин Гюберт, видать, хитрый, как змей.

Ко мне подбежала встревоженная Таня и, кивая на белку, которая была в ее руках, спросила:

— А как же быть с ней, Кондратий Филиппович?

Я усмехнулся. Действительно, проблема!

— Давай мне своего зверя, - сказал один из партизан, который должен был конвоировать пленных, - я его уберегу.

В поход к "осиному гнезду" выступали двадцать четыре человека.

— Филимоныч!
– спохватился я.
– Где же твоя приманка?

— Ай, батюшки!
– всплеснул он руками.
– Чуть не запамятовал… Сей минут!
– И старик бросился к своей телеге.

— Миша, - обратился я к Березкину, - дай-ка мне один порошочек от насморка.