— Вот это да!
– воскликнул Костя.

— И два живых фашиста в придачу!
– подсказал подоспевший Сережа Ветров.

Костя присвистнул. Петрунин наклонился и стал всматриваться в лицо Сережи.

— Наш радист, - представил я смущенного, краснеющего хлопца.

— Ветров!
– в один голос воскликнули Петрунин и Воронков.

— Он самый!
– вынужден был ответить я, так как Сережа молчал.
– А это остальные обитатели Полюса недоступности. Знакомьтесь - Кольчугин, Кольчугина, Логачев, Березкин. Все налицо.

Петрунин и Воронков с искренней теплотой жали руки друзьям, которых до этой минуты знали только по фамилиям.

— А что за фашисты?
– спросил Костя.

— Фашисты знатные!
– ответил ему Фома Филимонович.
– И серьезные…

Окружающие дружно рассмеялись.

— Как это понимать?

И тут Сережа Ветров опять не выдержал, хотя мы и договорились молчать до последней минуты о том, кого мы схватили.

— Майор Гюберт и шифровальщик Похитун, - произнес он и спрятался за чью-то спину.

На короткое мгновение воцарилось молчание. Березкин толкнул в бок "предателя", но было уже поздно.

— Это… это серьезно?
– оторопело спросил Петрунин.

— Серьезно, друже! Сущая правда, - ответил я.

— А где они?

— Совсем рядом. Упакованы и готовы к отправке, - сказал Логачев.

— Вот оно как… - еще не придя в себя от такой вести, пробормотал Петрунин.
– Гюберт и Похитун? Хм… Ну, знаете…

— Сколько пассажиров?
– раздался сердитый бас пилота.

— Восемь, - ответил я.

— А груз?

— Четыре вещевых мешка, личные вещи и оружие.

— Дайте-ка мне провожатого, - сказал пилот.
– Я погляжу поле.

Сопровождать его вызвался Березкин. Вместе с ним пошли и два партизана.

— Давайте грузиться, товарищи!
– потребовал второй пилот.
– Через полтора часа начнет светать.

Все отправились за вещами. Гюберт отказался идти. Когда его поставили на ноги, он повалился на землю.

— У моего начальника, видать, заскок приключился!
– произнес Фома Филимонович и постукал себя пальцем по лбу.
– Это бывает. Придется его волоком тянуть.

— Волоком не волоком, а дотянем… - пробурчал рослый партизан, обросший черной бородой. Он без посторонней помощи схватил Гюберта в охапку, легко подбросил и, взвалив на правое плечо, зашагал к самолету.

— Вот каков наш Филя!
– похвастался Трофим Степанович.
– После войны в чемпионы пойдет.

Гюберт извивался, дергал ногами. Филя серьезно и спокойно предупредил его:

— Не ёрзай, не ёрзай, господин, а то уроню.

Похитуну развязали ноги, но он стоял не двигаясь.

— Вам что, господин на тонких ножках, особое приглашение?
– обратился к нему Трофим Степанович.
– Или тоже на ручки хотите? Марш вперед!

Похитун пустился вприпрыжку и скоро догнал партизана, несшего Гюберта.

Со мной рядом шагал Петрунин, и я обменялся с ним мнением по одному вопросу.

Когда началась погрузка вещей, я распорядился:

— Друзья! Пистолеты, автоматы, гранаты, табак и лишнюю одежду оставить Трофиму Степановичу. Быстро!

Карягин смутился, но остался очень доволен.

— Расщедрился ты, майор!
– сказал он.
– А не жалко?

— А как бы вы поступили, будучи на нашем месте?
– спросил его Петрунин.

— Что ж, спасибо… Больше ничего не скажу, - проговорил Трофим Степанович.

А когда я объявил ему, что оставляем отряду радиостанцию с питанием к ней на четыре месяца, он расчувствовался и обнял поочередно меня и Ветрова.

— А уж радиста-то мы отыщем. Есть на примете, - сказал он.

Ветров протянул ему бумажку и наставительно пояснил:

— Берегите ее, как самого себя. Тут всё, позывные, частота, время… Специалист разберется.

— Залезайте, залезайте! Пора!
– строго приказал вернувшийся пилот.

Мы бросились к самолету. Взбирались по лесенке, подавая друг другу руки. Втащили Гюберта и Похитуна.

Опять прощались с партизанами. И пробыли-то мы вместе менее суток, а прощались, как давние знакомые, как закадычные друзья.

Партизаны тотчас побежали к лошадям.

Уже в самолете Сережа Ветров вынул из-за пазухи белку и вручил ее Тане. Зверек вскочил на плечо своей хозяйки и, не обращая никакого внимания на непривычную обстановку, начал деловито отряхиваться и приглаживать свою взъерошенную шубку.