Похитун, пошатываясь, направился к выходу и сильно хлопнул дверью. Я тотчас же выключил свет и подсел к приемнику.

Мне думалось, что история с Константином не должна пройти даром для гауптмана Гюберта. Так оно и вышло. Из болтовни Похитуна, который, как шифровальщик, был в курсе всех событий, я узнал, что назначено расследование.

На другой день после моей встречи с Криворученко, на Опытной станции появился немецкий майор, оказавшийся, как удалось мне узнать позже, следователем. Он снял допросы с Гюберта, Рауха, Шнабеля, Похитуна. Последним он вызвал меня. Переводчиком был Раух. Из вопросов следователя я без труда догадался, что ему известен разговор, состоявшийся у меня с Гюбертом относительно Константина.

После отъезда следователя Похитун сказал мне, что "Гюберту нагорит, если не вмешается полковник Габиш". По мнению Похитуна, Габиш очень ценит Гюберта, во всем поддерживает его и не дает в обиду.

Похитун оказался прав. Габиш, очевидно, решил вмешаться и неожиданно появился на Опытной станции. Это случилось через два дня после отъезда следователя.

Не знаю, о чем он разговаривал с Гюбертом, кого еще вызывал к себе, но Похитун "доложил" мне, что там (имея в виду кабинет Гюберта) "идет беседа на высоких тонах".

В тот же вечер, когда я уже собрался улечься в постель, меня пригласили к Гюберту. За его столом сидел жирный, с неподвижным, как у индийского божка, лицом Габиш, а Гюберт стоял у окна. Он, как всегда, казался холодным и бесстрастным, стоял, сложив руки на груди, молчал и даже не ответил на мое приветствие.

Я думал, что Габиш начнет разговор о Константине, но он заговорил не об этом. Сунув мне на этот раз свою пухлую, влажную руку, он пригласил меня сесть и опросил:

— Как ваши успехи? Как поездка к Доктор?

Я коротко рассказал об учебе и о встрече с Доктором.

— Доктор говорил вам, с какой заданий ви будет ехать обратно домой?

Я кивнул.

— Ви будет самостоятельно работайт и имейт дел только с Доктор. Ясно?

— Вполне, - ответил я.

— Для Брызгалоф ви повезет раций, но лично с ним не встречайт. Рацию ви передайт господину Саврасоф, а он даст ее Брызгалоф. И Саврасоф пусть устраивайт Брызгалоф работа. У вас будет другой большой дел. Ви будет работайт так, как работайт немец и как не умеет русский. И ви будет получать большой деньги.

При этих словах я осклабился и поклонился.

Габиш сказал, что под моим началом будет несколько железнодорожников, проверенных на деле. Но ограничиваться этими людьми не следует. Я должен позаботиться о приобретении новых агентов, способных выполнять задания германской разведки. Моя задача - организовать непрерывные систематические диверсии на железнодорожном транспорте, выводить из строя ближайшие к фронту узлы, мосты, водокачки, депо, поворотные круги, стрелки, систему светоблокировки, подвижной состав. Особенно важно создавать "пробки" на узловых станциях.

— Ви должен создавайт массовой диверсионный аппарат, - подвел итог полковник Габиш.
– Вам будет помогайт Доктор. Саврасоф надо забывайт, Брызгалоф тоже.

Я заявил, что буду только рад забыть Брызгалова, и поинтересовался, через кого придется мне поддерживать связь с Опытной станцией.

— И через Доктора, и через радиста, - сказал Гюберт.

— Я, я, рихтиг, правильно, - подтвердил Габиш.
– Через Доктор ви даете отчет вся диверсионный работа, а через радиста будет передавайт разведывательный информацию.

— Следовательно, вы дадите мне радиста?

— Да, - твердо ответил Гюберт.

— Радист уже есть, - добавил Габиш.
– Радист там, ваша сторона. Он ожидайт ваш приезд.

У меня мелькнула догадка, что речь, вероятно, идет о радисте Куркове, связь с которым прервалась.

— Но ми с вами будем еще иметь беседа, - предупредил Габиш, вынул из кармана большой платок, вытер им кончик своего массивного носа и поинтересовался: - Ви курсе событий, происходящий на фронт?

— Примерно, - ответил я.

— Мы у него в комнате поставили приемник, - вставил Гюберт.

— Очень хорошо!
– одобрил полковник.
– И не надо быть страх, что там есть.

— Я понимаю. Война есть война.

— И очень правильно. Котел Сталинград - блеф. Ми будем Москва. Это тактик фюрер… - Он помолчал и спросил: - Что было у вас с Константин?

Я рассказал буквально то же, о чем доложил Гюберту, то есть, что Константин показался мне подозрительным.

И тут Габиш, подобно Гюберту, пустился на хитрость: