— Сети распределительные знаете? Ну вот по ним работал. Там напряжение десять тысяч вольт. Или даже сто. До хрена, короче. И вот какая с ним приключилась история. Короче, погиб, когда соседу пошел розетку чинить. В выходной сосед его попросил помочь, типа как раз по его части — и шарахнуло. Сразу, вообще! Представляете?

Представляем. Тем более Живописцев отчасти прав — рассказывал уже. Но не много, раз десять, не больше.

Мама тогда меня на работу в каникулы устроила. Вернее, я сам попросил, а она спротежировала. В то непростое время даже обычным грузчиком устроиться — нужна была протекция. Доцентом или академиком — не нужна, а грузчиком — нужна. Не говоря уж про брокера или менеджера. Я пришел тогда, а замдиректорша меня глазом сверлит так подозрительно и спрашивает: мол, где учишься… А я отвечаю, а она воззрилась на меня, как тогда Хрящиков поглядел, когда я про фигурное катание брякнул. «Да-а, — говорит. — Ну в смысле — не-ет. Как же я возьму тебя бухгалтером?!» А я говорю: «Да я не бухгалтером! Мне бы чего попроще, сторожем там или грузчиком… типа, чтоб по специальности…» — «А, точно! Это я перепутала. Это за тебя мать Виктории Александровне звонила тогда… Не, сторожем нет. Грузчиком возьму на месяц, пока этот алкаш в отпуске. Или уволю его совсем. Тимофеи-ич! Поди-ка, принимай пополнение…» Бухгалтером… бухгалтером, небось, протекция нужна еще раза в три мощнее моей! Это прав, конечно, Каравайцев: грузчики тоже бывают разные. Смотря что грузить. И куда. Или если сторож, то в какую сторону сторожить, на вынос или на внос. Не говоря уж про бухгалтера. «Эта Валька так посчитает, что мы тут все без штанов останемся, а она в шоколаде!»

Нет, ну а в самом деле. Сессия позади, друзья-кореша все разъехались, Олег Юрьевич в армии, и стипендия — ну просто крохи какие-то. А тут и при деле, и вроде как с некоторой долей условности при получке, и романтика… грузчик! Трудовые мозоли, рабочая жила, не интеллигенция хлипкая какая! Каравайцева опять же послушать…

— …вот, и представляешь — током из обычной розетки! Двести двадцать! Он же по сетям работал, и било сколько раз, и горел, и ничего, а тут вдруг раз — и пожалуйста. Живописцев, ты что думаешь?

— Ну а что тут думать?

— Ну я не знаю, ты должен какое-то мнение иметь, я же не просто так все это рассказываю!

— Может, пьяный был?

— Может, и пьяный… Да скорее всего, выходной же был. Наверняка поддатый полез! Студент, а ты что думаешь? Что говорит современная наука?

«Студент» — это я, стало быть. Что естественно.

— Ну, если правда пьяный был… Могло повлиять, конечно. Я читал — сопротивление снижается от употребления.

— Сопротивление чего?

— Ну, человека. Человек же, в общем, проводник, вот и получается…

— Какой проводник? Говорю же — электрик! С проводником у меня другая история была…

— Да электричества проводник! От водки сопротивление падает, сила тока возрастает, закон Ома. Ну и бьет сильнее, конечно.

— А-а-а…

— Но из розетки и так может убить, безо всякой водки. Нам по технике безопасности читали когда, от девяти вольт уже считается опасным. Это как батарейку «крона» лизнуть.

— Не, ну с батарейкой — это ты загнул! Это ж сколько выпить надо, чтоб батарейкой убило?!

— Ну, я говорю, как нам рассказывали.

— Ну, ты тоже — не всякого-то слушай.

Лето, лето! Руки раскинешь и смотришь вверх, и кажется, что это не облака, а ты сам плывешь, куда-то туда, далеко-далеко! И как будто качает даже.

— Да, кстати о водке, раз уж разговор зашел… пятница же. Студент, пойдешь с нами сегодня?

— Не, не пойду.

— Ты что, не пьешь?

— У меня футбол вечером с мужиками.

— А-а. Ну как хочешь. Живописцев, чего там сегодня было?

— На Станции сегодня мужик продавал по сто тридцать пять, — бодро откликается Живописцев, эта тема ему гораздо ближе, чем судьба неведомого электрика-высоковольтника. Тем более тот все равно уже умер. — По сто тридцать пять, и еще воблу маленькую на закуску давал!

— О, а было сто сорок!

Да, сто сорок. Весь год все только дорожало и дорожало, либерализация, демократизация, монетаризация, сто сорок, это если на стипендию, то бутылки на три, наверное, и то не хватит. Но вот уже вторую неделю остановилось, и глядишь, даже сбавило обороты, вон, даже и подешевело чутка, да еще и с воблой. Может, и налаживается жизнь помаленьку, да и наладится. Вот и футбол… ну да, конечно, ну практически первенство колхозов, и команды какие-то чудные, взять хотя бы «Текстильщик» из города Камышина. И в Спартаке всё люди какие-то новые, неизвестные и непонятные, и половина уже исчезла куда-то, но играем, кое-как, но играем. Может, и устроится как-то со временем…

— Это, о чем я говорил? Перебиваете все время, не даете сказать… А, ну да. Был у меня приятель, ну не друг, а так, хороший знакомый, так скажем. И работал он мастером по сетям распределительным, старший смены. Ну и там било его током, да еще сколько раз, и горел вообще однажды, там в сетях напряжение-то — о-го-го!. Но живой. А тут пошел соседу розетку чинить…

— Тимофеич, мы слышали уже это десять раз…

— Слышь, Живописькин! — тут Каравайцев даже заговорил голосом Мироныча: — Ты когда будешь старший, тогда будешь говорить. А сейчас сиди и слушай. Тебе неинтересно, а студенту интересно, я ему и рассказываю…

— О-о-о… — Живописцев откидывается и больно бьется головой о какую-то железяку, вдруг торчащую из земли.

— Вот! И с мужиком этим то же самое вышло! Сколько лет, и хоть бы хны, а тут раз — и на тебе!

А облака всё плывут и плывут… или это мы плывем?

— А ты на кого учишься, студент?

— Да так. На физика.

— Думаешь, пригодится в жизни? А у нас тогда чего делаешь?

— Ну как «чего»?! Лето, каникулы, вот и подрабатываю. У нас стипендия сейчас — вообще, считай, как и нету.