Однако на деле получилось не совсем так. Пекинские генералы избавились от охватившей их паники намного раньше, чем беглецы достигли китайской границы. И Го Сунлин, и Чу Лицзян, приободрившись, удивились тому, что им пришлось спасаться от какого-то русского генерала, который имел войск в несколько раз меньше любого из них. Отряды монгольских «пастухов» почему-то в расчёт не брали.

Здесь-то китайские генералы и просчитались. Они совсем не ожидали, что отряды монголов, прекрасно знавших родную степь, окажут им достойное сопротивление. И одним из «учителей» оказался Баяр-гун, командир небольшого, плохо вооружённого отряда, действовавшего на севере Халхи. Столкнувшись с гаминами, бежавшими из Урги, Баяр-гун послал гонца к великому батору и цин-вану Унгерну:

— Господин цин-ван. Мой начальник повелел сообщить вам о том, что в местности Богодур-Цаган-Тушету-ycy появились отряды гаминов. Их много.

— Пешие или конные?

— Больше пешие. Конных солдат мало. Идут на юг от Маймачена. Медленно идут.

— Отрады китайцев большие?

— Больше войска Баяр-гуна в несколько раз. Человек по двести, а то и триста.

— Что просил передать мне Баяр-гун, верный слуга Богдо-гэгена?

— Он сказал, что не может сразиться с гаминами. У нас почти нет ружей. А у тех, кто их имеет, совсем мало патронов.

— Баяр-гун должен хорошо знать китайцев. Пусть без боя заставляет их сдаваться в плен и складывать перед цэриками свои винтовки.

— Но как это сделать, господин цин-ван?

— На войне нужна военная хитрость. Пусть напишет китайским офицерам, которые командуют отрядами, грозное письмо от моего имени. Или они складывают оружие, или степь станет для них могилой.

— Будет исполнено, господин цин-ван. Ваш совет передам Баяр-гуну слово в слово...

Предводитель отрада монгольских конников оказался прекрасным исполнителем совета великого батора. Он написал грозное письмо начальнику двух передовых отрядов гаминов полковнику Шэн Чэнцаю. Тот принял предложение «пойти в плен» и приказал своим солдатам сложить оружие. Его примеру последовали ещё несколько командиров китайской пехоты, больше всего боявшиеся в степной войне неизвестности. И одного имени русского генерала барона Унгерна. В общей сложности в плен Баяр-гуну сдались больше тысячи человек солдат и офицеров.

На радостях от военной удачи Баяр-гун послал нового гонца к цин-вану Унгерну. Но теперь уже не за советом, а с победной вестью:

— Баяр-гун просит передать, что уже несколько отрядов гаминов испугались письма от вашего имени, господин цин-ван, и сложили оружие.

— Молодец, Баяр-гун. Где винтовки и патроны китайцев?

— Они розданы всадникам. А большая часть погружена на верблюды, караван уже идёт в Ургу.

— Хорошо. Много среди пленных офицеров?

— Почти столько же, сколько людей в отряде Баяр-гуна.

— Как ведут себя пленные гамины?

— Большинство их после сдачи оружия разбежались по степи. У нас нет людей, чтобы их ловить повсюду.

— А те, что остались, как себя ведут?

— Они просятся в солдаты к Богдо-гэгену. Хотят служить в армии Халхи. И именно в нашем отряде.

— Передай своему начальнику, что я разрешаю китайцев-добровольцев принять в его отряд. Пусть вернёт им винтовки. Но при этом присматривать за ними повнимательнее.

— Но ведь, господин цин-ван, они клянутся верно служить хутухте.

— Да они уже раз изменили клятве верными быть своему правительству в Пекине. Могут изменить и Богдо-хану...

Унгерн после блестящего разгрома войск генерала Го Сунлина поспешил к Урге, чтобы защитить её от другого противника — Чу Лицзяна. Прибыв в столицу Халхи, барон застал её в страшной панике: там уже знали подробности кровавых расправ китайцев с жителями Кяхтинского Маймачена. В храмах Урги служили молебны: ламы днями и ночами призывали силы небесные защитить Богдо-гэгена и его верноподданных. В городе под ружьё встала почти вся мужская половина русской колонии. Во главе ополченцев были колчаковские офицеры.

Когда походная колонна Азиатской конной дивизии вошла в город, войск в нём, за исключением личной гвардии Богдо-гэгена уже не было. Отряды монголов и русских ополченцев-колонистов выступили навстречу авангарду генерала Чу Лицзяна, чтобы преградить ему путь до прихода Унгерна. Роман Фёдорович остановил своего коня у входа в дивизионный штаб лишь на несколько минут, вызвав к себе дежурного:

— Хорунжий, где все войска?

— Ушли навстречу генералу Чу Лицзяну, господин генерал.

— Почему не послали за мной?

— Как не послали? Послали несколько разъездов из халхинцев. Ни один из них пока не вернулся в Маймачен.

— Плохо ищут. По какой дороге наступают на Ургу китайцы?

— Цэрики от Богдо-хана сказывали, что идут гамины то ли по Кяхтинскому тракту, то ли по Улясутайскому. Точно не знали, господин барон.

— Выпороть бы тебя, хорунжий, вмести с ханскими цэриками за такую службу, да времени нет.

— Господин генерал...

— Молчи, если виновен. Всех, кто есть в штабе, — на коней. И догоняйте дивизию без промедления...