Шрифт:
Вы
плавитесь
плавитесь
письмо 3
…какая love, о чём вдруг это Вы?
Вся эта love идёт от головы,
от бедной нездоровой головы,
ведь Вы ж не безголов.
Вся love – банальный лов
на глупого живца.
Не надо слов –
живцу уже, наверно, всё равно,
не надо этой смерти на кресте –
смешно.
Вы всё же взрослый мальчик,
Вам не по росту крест
и мал венок колючий,
и Ваши гвозди из папье-маше.
Смешно, мон шер.
Мон шер, всё несерьёзно,
и в чаше Вашей клюквенный сироп.
Собаки спят, они объелись мяса,
собакам снится хлеб и молоко,
при виде Вас они, увы, плюются
и рвать на части вовсе не спешат.
О да, я знаю, это обижает –
такое равнодушие собак,
о да, я знаю, всё опять не так,
и бытие без драм – что брак без драк:
сугубый быт и никакого развлеченья…
И жизнь без смысла Вам,
и чай Вам без печенья,
все булочки другим, а Вам лишь горький мак,
поддельный алкоголь и чуждые невесты
и в чёрном платье призрачная я –
деталь испроченного патефона,
упорно набивается в сестрицы
с пустой страницы злобного письма,
чьей личной жизни вздорная тесьма –
петля на вашей шее, не иначе.
Так вот, она желает Вам удачи,
хотя ещё не точно знает, в чём,
но если надо – так ударит кирпичом,
имейте это на своем активе.
А кстати, ничего, что я на Вы?
Настя, Настя, анестезия
Кто сказал, что ты не прекрасна,
звёздочка моя мутно-синяя?
Волки на Луну воют: "Баста!"
Ветер носит: "Анестезия"
Седце разломало на части,
словно к завтраку апельсины.
Разыгрались глупые страсти –
травка шепчет: "Анестезия".
Вдрызг подзагулявшее счастье,
то, которого не просила,
дверью в тишине скрипнет – здрасьте,
поцелует – анестезия,
разольёт в стаканы ненастье,
лужей расплеснёт некрасиво.
Пулю у виска глючит: "Власть я!"
Рухнешь замертво – анестезия,
а потом начнёшь улыбаться
и покуда есть ещё силы
людям из окна крикнешь: "Братья"
Не услышат.
Анестезия.
Головоломка
потом внезапно
всё умерло
всё сделалось пустым
и в целом мире никого не стало
стояла тягостная тишина
я в панике сжигала сигареты
одну прикуривая от другой
прошло полвечности
лишь к завтраку пришёл сосед с кульком
он высыпал на стол головоломку
обломки
моего
лица
и горсть прозрачно-спелых красных вишен
август 1995
рыба-солнце
в руках беззвучно умирает рыба-солнце
печальная такая рыба-солнце
да только что тебе, рыбак, до рыбы-солнца
тебя не удивишь какой-то рыбой-солнцем
ты в море видел не таких ещё диковин
сурен с базара иногда неплохо платит
он вряд ли рассуждает, кто кому виновен
на хлеб и травку у сурена денег хватит
что я могу? лишь языком плести узоры
запутав нитку на втором уже куплете
и что мы, милый, будем делать если море
в конце концов тебе закроет доступ к сети
уйду бродить по незнакомым переулкам
какая смелая, давно не брали силой
наш южный город – он такой пустой и гулкий
здесь только я с моим чешуйчатым светилом
забавно напугать случайных встречных
округу ослепить свеченьем бледной кожи
забавно рассуждать о бесконечном
с весёлым чуть подвыпившим прохожим
то собственной словесностью давиться
то собственной бездарности пугаться
взорваться и прикинуться девицей