хлебала б теперь вприкуску солёные жалости

хватала навскидку телячьи вчерашние нежности

глотала вприглядку позапрошлогодние новости

куда ни крути а всё ж уют

опять-таки гости сидят жуют

чаи-кофеи-разговоры оно как водится

и личная жизнь глядишь норовит устроиться

а может и ни к чему эти шалости

не нести в горсти злые колкости

не блудить на местности

не катиться по плоскости

напастись ли сластей

чтоб на всех на гостей

одарить ли пряником

да чтоб всякого путника

а хотя бы и спутника

хотя тут смотря с кем спутаешься

а бывает сама запутаешься

и человеку мозги запудришь

а после и человека жалко

и к себе любимой тоже претензий никаких

кроме одной-единственной

МЕНЬШЕ ПИТЬ НАДО

а послать бы подальше смешные горести-радости

удалиться от мира от всей его мерзости-гадости

заняться одухотворением плоти

на худой конец воплощением духа

что в общем-то тот же процесс только немного в профиль

да уж здоровия нет ни гранит прогрызать

ни от жажды облизывать кафель

в холодных операционных самопознания

самоопознания

позовите понятых

позавидуйте пОнятым

надо же

думала нет во мне смысла

наивная…

«О чём бишь я?

Конечно…

О полётах…

Я понимаю, нынче это просто.

Я понимаю, нынче все летают.

Но, может быть, Вам будет любопытен

Смешной пустяк: я был одним из первых.

А Солнце закипало желтой желчью,

В лицо плевало раскалённой плазмой,

Жестоко накаляя атмосферу.

Прошло так много лет, я так немного помню

О том, как странно это начиналось.

Я был тогда почти ещё ребенок.

Холодный Север был мне колыбелью.

Я юным был и потому тянулся кверху,

Я прорастал сквозь собственную кожу,

Не помню, чтобы было слишком больно,

Но звук при этом был пренеприятный.

Мне помнится еще была погоня –

По следу мчались пасмурные волки

С глазами алюминиевого цвета,

С серьёзными стальными голосами.

Они спешили.

Я же рос всё выше,

Как анемичный стебель кукурузы

Без ласки, без тепла, без общества индейцев

И без иммунитета против всей заразы,

Привычной в Старом Свете.

Я старался.

Я стал прозрачным от усиленного роста.

И руки как дрожащие побеги

Уж не сопротивлялись грубой силе ветра,

Всё тоньше делались

И медленно слабели…

Когда погоня подошла вплотную

И в пастях принесла зубовный скрежет –

Я был высок.

Я был почти у цели.

Но тут сомкнулись с громким сочным хрустом

Двенадцать пар их челюстей проворных

И перегрызли тонкий бледный стебель,

Навеки отделив его от корня.

Я так был увлечён процессом роста,

Что не почувствовал ни боли, ни испуга.

Я падал вниз. Но знал ли я об этом?

Нет. То был долгий сладкий миг полёта.

Прошли года. Теперь уж все летают.

Кто в семенах, кто в зрелом состояньи.

Со мной с тех пор так ничего не стало.

Живу. Давно зарубцевалась рана.

Лишь по ночам холодным и ненастным,

Когда мне пустота невыносима,

Я, одинокий, водку пью и плачу,

Мне кажется, я глубоко несчастен,

Меня грызут фантомы прошлой боли,

О, я истерзан тем противоречьем,

Я чувствую

То будто я в полёте,

То будто у меня опять есть корни.

…О чём бишь я?

Скажи, о чём я снова?»

А может быть