– Мы попробуем, – задумчиво сказал мистер Стальброд. – Будьте добры, передайте мне сами или пришлите с посыльным ваши подробные распоряжения, записав их на бумаге.

– Вот, прошу вас, уже готовая разработка с подробным планом, – ответил Оливье Дерош, разворачивая сверток с чертежами.

– Очень хорошо, сударь, мы все сделаем и, будьте уверены, осуществим все ваши желания.

В тот вечер Этель Дункан уже завершала приготовления к балу, когда к ней в комнату вошла мать.

– Посмотрим, исполнили ли вы мои указания, – сказала она, оглядывая критическим взором наряд дочери. – Не дурно! – прибавила она довольно.

Горничная будто нарочно медлила с уборкой, чтобы подслушать разговор матери с дочерью, так что госпожа Дункан вынуждена была произнести повелительным тоном:

– Томсон, вы больше не нужны мисс Дункан!

– Этель, – заговорила госпожа Дункан, как только закрылась дверь за разочарованной горничной, – мне нужно сказать вам несколько слов. Это чрезвычайно важно. Вы всегда приводите меня в отчаяние своими капризами и неизъяснимым упорством, с которым отклоняете все прекрасные партии. Вы вынуждаете меня отказываться от своих желаний. Леди Темпль между тем относится к вам по-дружески и интересуется вашей судьбой. Это ради вас она устраивает сегодня бал. Она хочет представить вам человека, во всех отношениях достойного; таково мнение лорда Темпля, а вы знаете, что в этом вопросе он заслуживает полного доверия. Во имя Бога, Этель, будьте благоразумны! Не разрушайте возникающих симпатий своим высокомерным поведением, вспомните, скольким вы нам обязаны! Я буду в отчаянии, если вы упустите такую блестящую и неожиданную партию… Вы даже не спросите, о ком именно я говорю!

– Разве это так трудно угадать? – заметила побледневшая Этель. – Без сомнения, речь идет о знаменитом человеке с рубинами!

– Отзывайтесь о нем получше. Это действительно мистер Оливье Дерош, которого мы видели, – произнесла дама с умилением. – Он человек с большими достоинствами.

– Слишком большими, – с иронией проворчала Этель.

– Знатного рода…

– Так он сам сказал!

– Любезный, образованный, вежливый, – продолжала леди Дункан, не слушая дочь.

– А его миллионы? Не забывайте о них, пожалуйста! – закончила Этель с презрительным жестом. – Все это удивительно, я согласна, но чего же вы, наконец, хотите от меня? Не могу же я умолять этого господина жениться на мне, чтобы раззолотить наши гербы и уплатить долги моего брата!

– Этель! Какой дурной тон! – воскликнула леди Дункан, которая, по обыкновению, в других находила дурным то, что сама ежедневно практиковала. – Кто вам говорит о таких бессмысленных вещах? Умолять! Разве с вашим именем и вашей наружностью нужно что-нибудь, кроме некоторой снисходительности? Для этого иностранца будет много чести (она вдруг забыла о необыкновенных добродетелях француза), что вы вообще удостоите его своим знакомством. Этель, вспомните о нашем положении, подумайте о тех унижениях, ежедневных оскорблениях, обо всех тех мучениях, которые мы вынуждены сносить. Подумайте, как обрадуется ваш отец, когда узнает, что вы счастливо устроились, что вся семья обязана вам!

– Ни слова больше, мама, – сказала Этель, нежное сердце которой, так же как и гордость, было тронуто.

Бедное дитя, она слишком горячо любила отца, которого почти не знала.

– Я сделаю все возможное, чтобы вас порадовать, – сказала она покорно, сдерживая рыдания.

– Милое дитя! – воскликнула леди Дункан в полном восторге.

– Карета подана! – послышался из соседней комнаты голос слуги.

Леди Дункан величественно надела роскошное выездное манто. Этель, казавшаяся нежнее и белее жемчугов, перевитых у нее в волосах, набросила белоснежную накидку, в которой напоминала прекрасного лебедя; обе дамы сели в карету и отправились на бал.

Вскоре они добрались до парка Сент-Джеймс. На балу уже собралось много людей, но толкотни не было. Леди Темпль, украшенная великолепными драгоценностями, стояла наверху лестницы с высокомерным видом. При виде Этель ее деланная улыбка стала более сердечной.

– Моя дорогая! Вы просто красавица! – сказала она радостно, держа Этель за руку на некотором расстоянии от себя. – Вы божественны во всем белом! Настоящая жемчужина! Мы будем в голубом зале, – прибавила она, бросая выразительный взгляд на леди Дункан.

Последняя, взяв под руку лорда Темпля, направилась в голубой зал уверенной походкой матери, не сомневающейся в успехе своей дочери. Несколько молодых людей стояли группой недалеко от входа. Они с интересом рассматривали прибывающих; среди них был и Оливье Дерош.

– Действительно божественна… – повторил он негромко слова леди Темпль.

Он узнал в мисс Дункан ту прекрасную девушку, которую видел перед домом ювелира. Леди Темпль обернулась, точно ища кого-то, и, заметив мистера Дероша, сделала ему знак веером, чтобы он подошел. Молодой человек поспешно приблизился и почтительно поклонился.

– Вашу руку, мистер Дерош, проводите меня к одной из моих приятельниц. Я хочу вам кое-кого представить… Мистер Дерош – леди Дункан, – произнесла она спустя минуту. – Этель, представляю вам кавалера, у которого есть качество весьма редкое в наши дни: любовь к танцам и умение танцевать.

Мистер Дерош пригласил Этель на вальс и был записан в карманную книжку.

– Ах, – сказала ему леди Дункан в конце разговора, – я сильно огорчена тем, что не познакомилась с вами раньше. Каждый должен знать человека, пользующегося такой известностью. У нас достаточно общих друзей для того, чтобы я считала вас своим хорошим знакомым. Запомните, пожалуйста, что я всегда принимаю по вторникам!