Четверых, ушедших вперед, действительно не видно, только широкая полоса утоптанного снега под ногами. Смотрели на нарисованное на бересте охотниками, сравнивали с тем, что видели, и пробивались к реке, по льду идти будет легче. Пусть получалось не прямо, зато не нужно рубить лес и перетаскивать повозки через пеньки или обходить лесные завалы.

Выбравшись на лед, пошли быстро. Конечно, ременные лямки от повозок набили плечи, но как без них? На себе много не утащишь, а уж детей тем более. Рус шел и думал, что, сколько будет жить, столько придется постигать новое. Они много лет шли, только когда тепло, приходилось ждать, пока все подсохнет, потом тащиться через болота и продираться сквозь густой лес, потому что плыть против течения невозможно. А нужно было идти зимой по льду! Пришла мысль, что в повозки вот так же можно запрячь лошадей! Но у родовичей не было теплой одежды, они не умели ставить нодьи, а без этого никак. Верно: век живи – век учись.

Широкая полоса вывела родовичей на лед небольшой речки, крепкий мороз сковал ее воду, бежалось легко и даже весело. Повозки перестало трясти, и убаюканные дети быстро заснули. Легче пошли повозки, легче стало людям. Правда, не обошлось и без падений, и без слез тоже.

Порусь все тревожно вглядывалась в даль: где там Рус? Не выдержала, догнала Словена, спросила.

– Он ушел вперед, как всегда, Порусь, ты что, князя забыла?

Солнышко уже почти коснулось верхушек деревьев, а Словен все не объявлял остановку для ночлега. Передние убежали далеко, их не было видно, что ж теперь, всю ночь за ними гнаться? Этот вопрос возник у многих, помнили, сколько провозились, готовясь к первой ночевке.

Но за поворотом речки вдруг услышали… стук топоров и увидели Руса с товарищами, ставящих шалаши! Вот почему они так торопились…

На ночевке Рус подошел к жене:

– Как вы, Порусь? Полисть не замерзла?

Порусь смотрела на мужа, о котором услышала за день столько слов благодарности, и думала, что ей достался самый лучший мужчина на свете!

После первого дня пути Порусь с тоской смотрела на свою повозку: еще несколько дней пути, и та не выдержит. Придется нести маленькую Полисть на закорках, а там дитю замерзнуть запросто, как бы мать ни старалась ее согреть.

Поутру к ней вдруг подошла Мста:

– Порусь, моя повозка крепче, дети у нас малы, положим их в мою повозку, а скарб в твою и привяжем позади. А тащить станем вместе.

Попробовали, получилось, теперь Полисть и Желотуг лежали, укрытые множеством мехов в повозке Мсты. Налегая на постромки, Порусь радостно улыбалась. У Мсты повозка хоть и потяжелее, да сделана не из корья, а из лиственницы, передок хорошо выгнут, тащить удобно. Увидев такую придумку, Словен кивнул женщинам:

– Может, еще кто так сделает?

Сделали не только женщины, теперь дети ехали вместе со стариками и недужными в крепких возках новых сородичей, а скарб тащился позади. На льду получалось хорошо, а выберутся снова в лес, там будут думать.

Постепенно двигаться стало если не легче, то привычней, привыкли к постромкам плечи, к лыжам и снегу ноги, к однообразному движению люди. Уже не так уставали, приходя к готовым стоянкам, не засыпали, едва присев, а подолгу сидели у нодий, слушая побасенки Ворчуна. Старик, вдоволь высыпавшийся и намолчавшийся за день в своем возке, готов был развлекать сородичей хоть до утра. Но Словен запретил такие посиделки: все же Ворчуну с утра спать да спать, а остальным топать.

Но сердце радовалось, когда слышались у костров детские голоса, веселый смех. Жизнь продолжалась, хотя и снова неприкаянная, бездомная.

Найдут ли они когда-нибудь свое место на этой Земле, где можно будет поставить дома, не боясь, вспахать и засеять поле, рожать детей, зная, что это и их дом на многие годы, что не придется снова и снова топать, уходя то от колдунов, то от врагов?.. И каждому верилось, что найдут.

Когда-то родовичи искали Рипейские горы и Земли предков, теперь о таких было забыто. Людей больше не интересовали благословенные Земли, где всего вдоволь без труда, им были нужны такие, чтобы, политые потом, они щедро отплатили за труд. Вот и налегали плечи на постромки, упирались в снег лыжи, таща и таща самое дорогое – детей и стариков – к новой мечте.

На одной из стоянок утром Чигирь вдруг позвал князя:

– Рус, посмотри.

Ворчун лежал, не желая просыпаться. Он не замерз, просто окончился земной срок Ворчуна, старик заснул и не проснулся. Его лицо было спокойным, как у человека, достойно прожившего свою жизнь и ушедшего в Ирий с чистой совестью. Всем бы такую смерть…

Были и тяжелые потери. Как ни замерз лед на реке, а полыньи бывают даже на самом крепком льду. В одну такую угодил со своим возком Могута. Пытаясь вытащить закутанную в шкуры жену, он погиб и сам.

Словен распорядился внимательно осматривать лед. Рус и идущие с ним впереди при малейшем подозрении ставили большие ветки, обозначающие опасные места. Лучше перестраховаться, чем еще кому угодить в полынью.

Но как бы ни было трудно, обоз упорно полз и полз вперед.

Останавливались не только на дневки. Когда вдруг с полудня потянуло теплом, как бывает в самой середине зимы, князья, посовещавшись с лучшими охотниками, решили встать и устроить облавную охоту. Пора пополнять запасы еды.