К лучшим стихотворениям Гюго, в которых с потрясающей силой запечатлены эти события, относятся. «Вот пленницу ведут», «За баррикадами», «Расстрелянные», «Тем, кого попирают» и др.

В книге «Грозный год» мы находим ряд других стихотворений, посвященных моральной стойкости коммунаров, боровшихся с врагами революционной Франции и павших на баррикадах. Они не дрогнули перед разъяренными версальцами, не покорились и, умирая без страха, завоевали бессмертие.

В большом программном стихотворении «Тем, кого попирают» сказались и сильные и слабые стороны политических воззрений поэта. Гюго здесь выдвигает требование амнистии для коммунаров. Не понимая, как уже указывалось, истинного смысла Коммуны и революционного подвига коммунаров, Гюго тем не менее открыто провозгласил, что он готов разделить судьбу восставших, тех, кто умирал смертью мучеников и героев, тех, кого отправляли в далекое изгнание.

Всенародный протест против жесточайших репрессий Гюго поддерживал своим гневным, атакующим словом, открыто возвестив, что он защищает трудовой народ и его будущее. Он напомнил здесь правящей клике, что никогда в истории Франции террор и репрессии не могли сломить воли революционных масс. Пример тому — Вандемьер, когда Наполеон I, в те дни еще генерал Бонапарт, расстреливал восставшее парижское население, затем июньские дни 1848 года, когда улицы Парижа были покрыты трупами повстанцев, затем кровавая майская неделя 1871 года, «превзошедшая все пределы изуверства». В накаленной атмосфере классовой войны Гюго произносит свои благородные слова в защиту поверженных сынов Франции: «Нет, прочь мщение!» — явившиеся высшим выражением социального гуманизма поэта. Над станом гнусных убийц слова эти разорвались как бомба, брошенная неприятелем.

Кто же были те, кто пытался уничтожить героическую Францию? Во Франции в те дни таких предателей собралось немало.

14 июня 1871 года генерал Трошю произнес в Национальном собрании вызывающую речь, в которой между прочим было заявлено: «У нас действительно было преувеличенное понятие о силе, возможностях, значении национальной гвардии… Бог мой, вы все видели кепи Виктора Гюго, способное дать настоящее о ней представление». Чем же прославился сам Трошю? Каковы его «заслуги» перед Францией? Во время осады Парижа немецкими войсками он стал во главе «правительства национальной обороны». Трошю подрывал оборону страны и, избегая всяких решительных действий, стремился к скорейшей капитуляции, чтобы развязать руки правящей клике для борьбы с демократическим движением, для разоружения рабочих кварталов.

Вышеприведенные слова из речи Трошю Гюго поместил в виде эпиграфа к семнадцатому стихотворению июньского цикла книги «Грозный год». Гюго говорит о генерале-капитулянте как будто без гнева, сухо и холодно, но тем убийственнее, тем беспощаднее его презрение, тем выразительнее становится образ этого жалкого генерала. Пять месяцев осады — мучительная пора голода и невыносимой стужи — все это было перенесено осажденными. А теперь Трошю позволяет себе с трибуны Национального собрания издеваться над героическими парижанами! Гюго воскресил в памяти подвиг народной Франции и осудил Трошю как изменника, предавшего интересы национальной обороны Франции.

В 70-е годы воинствующая клерикальная реакция во Франции пыталась всеми способами заглушить в сердцах трудящихся чувство революционного гнева, установить режим «морального порядка». Именно в то время особенно наглядно обнаружились стремления католической церкви реставрировать монархический строй. Клерикальная пресса требовала, чтобы церковь оказывала решающее влияние на школу и на государственную политику. Частые религиозные демонстрации, реакционные речи, произносившиеся с трибуны Национального собрания, цензурные гонения на либерально настроенную часть прессы, закон о сборе средств на постройку церкви на Монмартре «для искупления преступлений Коммуны» — все это свидетельствовало о том, что «черная паутина» прочно обволакивала страну Вольтера и Дидро.

Многочисленные стихотворения «Грозного года» беспощадно разоблачают служителей церкви, стремившихся похоронить последние остатки демократических свобод, вытравить из памяти народа героические революционные традиции.

Рассматривая поступательный ход истории, Гюго пришел к неоспоримому выводу, что королевская власть, монархический строй в прошлом и настоящем несовместимы с прогрессом, враждебны цивилизации и не смогут торжествовать в будущем. На протяжении двадцати лет изгнания поэта и французский император Наполеон III и римский владыка Пий IX испытали на себе бичующую силу язвительных сатир и памфлетов Виктора Гюго. В 70-е годы Гюго не прекратил борьбы против Рима и клерикальной партии во Франции. Сюда относится прежде всего целый ряд стихотворений «Грозного года», как, например: «Епископу, назвавшему меня атеистом», «Суд над революцией», «Мечтающим о монархии», «Закон прогресса», «Нет у меня дворца, епископского сана…», «Церковные витии», «Концерт кошачий.», «Вопль» и другие.

Образцом гражданской обличительной лирики явилось стихотворение «Суд над революцией» (цикл «Июль»), написанное вслед за «кровавой неделей». В этом стихотворении, как и во многих других, Гюго соединяет гневное выступление против монархистов с таким же пламенным обличением клерикалов.

Стихотворение «Церковные витии» [10] дает обобщенный образ консервативного общества, в котором действуют объединенные силы монархической и католической реакции, стремящиеся заглушить могучие ростки жизни. Это политический памфлет, в котором Гюго не только обличил реакционную буржуазную прессу, но и показал непримиримую борьбу между различными частями французского общества.

С сарказмом говорит здесь Гюго о том, что в его время появились новые телохранители дряхлого мира. Они создают гнусную литературу церковных стражей, бросая в мусорную яму произведения Вольтера и Руссо. После литургий и молитв они с бешеной яростью набрасываются на безвинных людей, пытаясь силой оружия сломить дух сопротивления непокоренного народа. Гюго остается верен прогрессивно мыслящей Франции, он защищает ее великих писателей — Мольера, Паскаля, Дидро, Вольтера и Руссо, он вспоминает героических защитников Коммуны, в частности ее бесстрашного воина Гюстава Флуренса, заколотого жандармами Версаля. В заключительной строфе поэт говорит о том, что народ Франции останется гигантом наперекор беснующимся карликам.