Шрифт:
Депутат, прервавший оратора. Мы не желаем больше слушать эти рассуждения. Дурная литература ведет к дурной политике. Мы протестуем во имя французского языка и во имя французской трибуны. Отправляйтесь с вашими речами в «Порт-Сен-Мартен», господин Виктор Гюго.
Виктор Гюго.Вы, оказывается, знаете мое имя, а я вот не знаю вашего. Как вас зовут?
Депутат, прервавший оратора.Меня зовут Бурбуссон.
Виктор Гюго.Это превосходит все мои ожидания! (Долго не прекращающийся хохот на всех скамьях. Депутат возвращается на свое место.)
Виктор Гюго (возобновляя речь).Так вот, господин Бурбуссон заявляет, что меня следует лишить слова.
Голос справа.Да! Да!
Виктор Гюго.А почему? Потому, что я квалифицировал, имея на то право (протесты правого крыла), потому, что я квалифицировал авторов цезаристских памфлетов, как… (Протесты справа. Виктор Гюго наклоняется к стенографу «Монитер» и просит его немедленно передать ему запись той фразы из его речи которая взволновала Собрание.)
Голос справа.Господин Виктор Гюго не имеет права менять для «Монитер» сказанную им фразу.
Председатель.Собрание возмущено вашими словами, которые наверняка записал стенограф «Монитер». Вас призвали к порядку из-за этих слов, то есть тех именно, которые были вами произнесены и от которых никуда не уйти. Если теперь, давая разъяснения, вы их измените, то судить об этом будет Собрание.
Виктор Гюго.Поскольку стенограф «Монитер» записал на слух то, что исходило из моих уст… (Различные выкрики.)
Голоса.Вы изменили ваши слова! Вы разговаривали со стенографом! (Гул голосов.)
Г-н де Пана, квестор, и другие депутаты.Вам нечего опасаться. В «Монитер» появятся именно те слова, которые были произнесены оратором.
Виктор Гюго.Господа, завтра, когда вы прочтете в «Монитер» (ропот справа)…когда вы прочтете фразу, на которой меня прервали и которой вы не слышали, фразу, гласившую, что Наполеон был бы удивлен и возмущен, если бы увидел, что ныне теоретиками и реставраторами его империи, его овеянной славой империи, являются… кто? Люди, которые всякий раз, как заслышат, что в наших устах прозвучало одно из таких слов, как демократия, свобода, гуманность, прогресс, в страхе ложатся на землю лицом вниз, прикладывают к ней ухо и прислушиваются, не приближаются ли, наконец, русские пушки…
Голос справа.К кому вы это относите?
Виктор Гюго.За это меня призвали к порядку!
Г-н де Тревенек.К какой партии вы обращаетесь?
Голос слева.К Ромье! К «Красному призраку»!
Председатель (Виктору Гюго).Вам не удастся искусственно отделить одну фразу от всей вашей речи. Все, что произошло, явилось следствием оскорбительной параллели между императором, которого больше нет, и президентом республики, который существует. (Долго не прекращающееся бурное волнение в зале. Большое число депутатов спускается из амфитеатра вниз; приставам, действующим по распоряжению председателя, с большим трудом удается вернуть их на места и восстановить тишину.)
Виктор Гюго.Завтра вы признаете, что я сказал правду.
Голос справа.Вы сказали: «Вы».
Виктор Гюго.Вовсе нет, и я заявляю с высоты этой трибуны, что мне ни на мгновение не приходило в голову адресовать эти слова кому бы то ни было в этом Собрании. (Протесты и громкий смех справа.)
Председатель.В таком случае оскорбление обращено всецело к президенту республики.
Г-н де Геккерен.Если речь не идет о нас, зачем нам об этом говорить, почему не приберечь всего этого для «Эвенман»?
Виктор Гюго (оборачиваясь к председателю).Вы видите, большинство считает себя оскорбленным. Теперь уже речь идет не о президенте республики!
Председатель.Вы вылили на него столько грязи, сколько могли…
Виктор Гюго.Не о том идет речь!
Председатель.Скажите, что вы не хотели оскорбить вашей параллелью президента республики, и покончим с этим! (Бурное волнение в зале продолжается; раздается брань по адресу оратора; слышна неистовая перебранка между депутатами правого и левого крыла. Г-н Лефевр-Дюрюфле подходит к трибуне и передает оратору листок бумаги, прося прочесть его.)
Виктор Гюго (читает и затем говорит).Мне сейчас передали записку с замечанием, на которое я немедленно отвечу. Вот что в ней значится: «Собрание возмущено тем, что вы сказали «вы»,вместо того чтобы высказаться в неопределенно-личной форме».
Автор этой записки завтра, читая «Монитер», признает, что я не сказал «вы», что я говорил в неопределенно-личной форме и не обращался непосредственно ни к кому в этом Собрании. И я повторяю, что не обращаюсь ни к кому.