Не знаю, какое чувство бушевало во мне сильнее– гнев или страх. Но врагов было четверо, и все они вооружены.Я располагал шпагой и пистолетами, но этого оружия недостаточно для борьбы в одиночку с четырьмя отъявленными негодяями. Будь их только двое– скажем,мулат и Ринггольд,– я, вероятно, не стал бы сдерживать своего негодования и рискнул бы на открытую встречу с ними,лицом к лицу,а там уж будь что будет!Но я сдержал себя и продолжал тихо сидеть на дереве,пока они не ушли.Я заметил, что Ринггольд и его приспешники отправились в форт, а мулат побрел по направлению к индейскому лагерю.

Глава ХХХV

СВЕТ ПОСЛЕ ТЬМЫ

После того как они скрылись,я долго еще сидел не шевелясь.Хаос и смятение царили в моей голове.Я не знал,что думать, как поступить, и сидел как прикованный к дереву.Наконец я попытался спокойно обдумать все, что видел и слышал.Неужели это был фарс,разыгранный,чтобы напугать меня? Нет, ни один из четырех не походил на персонаж из фарса.А дикое и сверхъестественное появление Желтого Джека из загробного мира было слишком драматично, слишком серьезно, чтобы стать эпизодом в комедии.

Пожалуй,скорее, я только что слышал пролог к предполагаемой постановке трагедии,в которой должен был сыграть роль жертвы.Эти люди бесспорно готовили покушение на мою жизнь.Их было четверо,и ни одного из них я никогда ничем серьезно не обидел.Я знал, что все четверо никогда не любили меня. Впрочем, у Спенса и Уильямса не было причин для обиды, разве что давнишняя мальчишеская ссора,давно забытая мной. Но они действовали под влиянием Ринггольда. Что касается мулата, то я понимал причину его вражды ко мне – это была вражда не на жизнь, а на смерть!

Но каков Аренс Ринггольд! Он явно был главой заговора и замышлял убить меня. Образованный человек, равный мне по положению в обществе, джентльмен!

Я знал,что он всегда недолюбливал меня,а за последнее время возненавидел еще больше.Мне известна была и причина.Я стоял преградой на пути к его браку с моей сестрой.По крайней мере, так думал он сам. И он был прав: с тех пор как умер отец,я стал принимать гораздо большее участие в семейных делах. Я открыто заявил,что с моего согласия Ринггольд никогда не будет мужем моей сестры.Я понимал,что он разозлен, но не мог даже представить себе, что гнев способен толкнуть человека на такой дьявольский замысел.

Выражения: «он стоит нам поперек дороги», «мамашу будет легко уломать», «когда я стану хозяином их плантации»–ясно говорили о намерении заговорщиков устранить меня, убить из-за угла.

– Хо! Хо! Молодой мико теперь может сойти,– вдруг раздался голос. – Плохие люди ушли. Хорошо! Скорей спускайся вниз, хорошенький мико, скорей!

Я поспешно повиновался и снова очутился перед безумной королевой.

– Теперь ты веришь Хадж-Еве, молодой мико? Видишь, что у тебя есть враги, целых четыре врага, что твоя жизнь в опасности?

– Ты спасла мне жизнь, Хадж-Ева! Как мне отблагодарить тебя?

– Будь верен ей… верен… верен…

– Кому?

– Великий Дух!Он уже забыл ее!Вероломный молодой мико! Вероломный бледнолицый! Зачем я спасла тебя? Зачем я не позволила твоей крови пролиться на землю?

– Ева!

– Плохо! Плохо! Бедная лесная птичка! Самая красивая из всех птичек! Ее сердце изойдет кровью и умрет, а разум покинет ее!

– Ева, объясни же, в чем дело?

– Плохо!Пусть он лучше умрет,чем бросит ее! Хо,хо! Неверный бледнолицый, о, если бы он умер, прежде чем разбил сердце бедной Евы! Тогда Ева потеряла бы только свое сердце. А голова, голова – это хуже! Хо,хо,хо!

Зачем я поверила нежным словам

И с белым бродила…

– Ева! – воскликнул я с таким жаром, что это заставило ее прервать свою безумную песню. – Скажи, о ком ты говоришь?

– Великий Дух, послушай, что он говорит! О ком? О ком? Здесь больше, чем одна. Хо, хо, хо! Больше, чем одна, а верный друг забыт. Что может сказать Ева? Какую историю может она рассказать? Бедная птичка! Ее сердце изойдет кровью, а разум помешается.Хо, хо, хо! Будут две Хадж-Евы, две безумные королевы микосоков!

– Ради всего святого, не томи ты меня! Милая, добрая Ева, скажи, о ком ты говоришь? Неужели о…

Заветное имя было готово слететь у меня с языка,но я все не решался произнести его.

Я страшился задать вопрос, страшился получить отрицательный ответ.

Но долго колебаться я не мог:я зашел слишком далеко, чтобы отступать, и я слишком долго терзал свое тоскующее сердце. Дольше ждать я был не в силах. А Ева могла рассеять мои сомнения, и я решился спросить ее:

– Не говоришь ли ты о Маюми?