Глава LII

ХОЛОДНАЯ ВЕЖЛИВОСТЬ

Как и полагалось сыну,я сердечно обнял мать. Приветствие же сестры принял молча,почти холодно. Мать удивилась,заметив это. Галлахер также очень сдержанно поздоровался с Виргинией.И это обстоятельство тоже было замечено матерью.Но сестра не проявляла никаких признаков смущения. Она непринужденно болтала, и глаза ее весело блестели, как будто она действительно была рада нашему приезду.

– Ты ездила на лошади, сестра? – спросил я ее как бы невзначай.

– На лошади? Нет,на пони.Моя маленькая Белая Лисичка вряд ли заслуживает, чтобы ее величали лошадью.Да, я проехалась немного подышать свежим воздухом.

– Одна?

– Совершенно одна! Одна-одинешенька!

– Благоразумно ли это, сестра?

– А почему бы и нет?Я часто езжу одна. Чего мне бояться? Волков и пантер вы уже всех застрелили,а от медведя или аллигатора Белая Лисичка всегда меня умчит.

– В лесу могут встретиться существа более опасные, чем дикие звери.

Говоря это,я наблюдал за ней,но не заметил на ее лице ни малейшего волнения.

– Какие же это существа, Джордж?– с расстановкой продолжала она, видно передразнивая меня.

– Индейцы,краснокожие! – резко ответил я.

– Пустяки,братец. У нас по соседству нет индейцев, по крайней мере таких, которых нам пришлось бы опасаться… (Это она добавила уже несколько нерешительно.)Разве я не писала тебе об этом?Ты приехал из таких мест,где за каждым кустом притаился индеец. Но помни, Джордж, что ты проделал длинный путь,и если ты не привез индейцев с собой, то здесь их не найдешь. Поэтому, джентльмены, здесь вы оба можете спать совершенно спокойно, не боясь услышать военный клич «ио-хо-эхи».

– Вы так уверены в этом,мисс Рэндольф?– спросил Галлахер, на этот раз без своего ирландского акцента.– Я и ваш брат полагаем– и на это есть причины,– что некоторые индейцы, издающие военный клич, находятся не так уж далеко от Суони.

– МиссРэндольф?– засмеялась сестра.– Где это вы научились такому почтительному тону, мистерГаллахер? Это обращение длинное– сразу видно, что вы привезли его издалека.Раньше я была для вас «Виргинией» или даже просто «Джини», за что я могла даже на вас рассердиться,«мистер» Галлахер.И рассердилась бы,если бы вы не перестали меня так называть.Что же случилось? Ведь с вами,«мистер» Галлахер,мы не виделись только три месяца, а с Джорджем всего два. И вот вы оба снова здесь– и один произносит фразы торжественно, как Солон^1, а другой выражается рассудительно, как Сократ^2. Чего доброго, и Джордж,после новой отлучки,станет называть меня «мисс Рэндольф». Вероятно, так принято у вас в форте? Ну-с, ребятки,– добавила она, ударив хлыстом по перилам веранды,– говорите откровенно! Извольте-ка объяснить причины этого удивительного «превращения».А до тех пор, даю честное слово, вы не получите ни крошки еды!

[^1Солон (ок. 638–559 гг до н.э.)– политический деятель древних Афин, крупный законодатель.]

[^2Сократ (469–399 гг. до н. э.)– древнегреческий философ-идеалист.]

Надо сказать несколько слов об отношениях между Виргинией и Галлахером. Он давно был знаком с матерью и сестрой.Они встречались с ним во время путешествия на север.Виргиния и мой товарищ так подружились, что стали даже называть друг друга по имени.Понятно было, почему сестра считает, что «мисс Рэндольф» звучит слишком официально.Однако я догадывался, почему Галлахер обратился к ней таким образом.

Одно время,в начале их знакомства, мне казалось, что Галлахер влюблен в Виргинию,но потом я отказался от этой мысли.По их поведению незаметно было, что они влюблены друг в друга. Отношения их были слишком дружескими, чтобы в них можно было заподозрить любовь.Обычно они болтали о разных пустяках, смеялись,читали веселые книжки, давали друг другу смешные прозвища, придумывали разные шалости;они редко бывали серьезны, когда встречались. Все это так расходилось с моим представлением о том, как ведут себя влюбленные, – сам-то я вел бы себя иначе,– что я отказался от своих подозрений и стал смотреть на них не как на влюбленных, а просто как на друзей.

Еще одно обстоятельство укрепляло меня в этом убеждении.Я заметил, что моя сестра в отсутствие Галлахера утрачивала ту легкомысленную веселость, которой она отличалась в детстве.Но стоило ему появиться, как с ней происходила внезапная перемена,и она мгновенно настраивалась снова на беспечный лад.

«Любовь,– думал я,– так себя не проявляет. Если сестра и влюблена, то не в Галлахера.Нет, не он избранник ее сердца! А игра,которую они ведут, – просто дружеские отношения. В их привязанности нет ни малейшей искры настоящей любви».

Смутное подозрение,зародившееся в душе Галлахера,очевидно, огорчило его. Но он страдал не от ревности, а как верный и преданный друг из сочувствия ко мне.Обращение его с сестрой,хотя он и держался в границах строгого приличия, совершенно изменилось. Неудивительно, что она заметила это и потребовала объяснений.

– Ну, живей!– говорила она, сбивая хлыстиком виноградные листья.– Вы шутите или серьезно? Говорите все без утайки– или, клянусь, оба останетесь без обеда! Я сама сбегаю на кухню и отменю его.