"Шпигель", например, дал информацию о том, что примадонна обрушила на журналиста "Тайма", который писал про нее передовую статью, все свои обычные "штучки" и якобы потребовала от него, чтобы он привез для нее карликового пуделя из Рима в Милан. "В погоне за интервью представителю "Тайма" - лауреату премии Пулитцера за 1952 год - пришлось взять на себя эту необычную миссию, в результате чего, как со злорадством сообщал итальянский иллюстрированный журнал "Оджи", еще не приученный к домашнему этикету щенок довел костюм журналиста до состояния, срочно требующего химчистки. Лишь после таких достижений журналисту якобы было позволено беседовать с синьорой Менегини-Каллас в ее роскошном Миланском палацетто на Виа Буонаротти.

Передовица в "Тайме" принесла Каллас самый большой публицистический успех, поскольку цветистое интервью было перепечатано в иллюстрированном "Лайфе", издающемся миллионными тиражами в том же издательстве. Это в свою очередь подвигло журнал "Оджи" начать публикацию первой так называемой автобиографии Каллас с продолжениями.

Такое обилие прожекторов раздражало даже Каллас, имевшей, репутацию женщины с крепкими нервами. Перед первым выступлением в "Мет" у нее случилась в гримерной истерика, которой, по слухам, звезда-бабушка Марлей Дитрих пыталась противостоять собственноручно сваренным куриным бульоном. Кроме того, супруг "Титта" притащил шкатулку с драгоценностями, чтобы его жена покрасовалась в золоте и бриллиантах в целях успокоения. Домашнее средство Менегини имело, по-видимому, действенный успех. Избалованная публика "Метрополитен" бесновалась от восторга и вызывала певицу двадцать восемь раз.

Ганс Магнус Зниенсбергер в своем эссе "Язык зеркала" указал на метод инсинуации - применения двусмысленных намеков, ниспровергательской риторики, которая мешает в кучу факты и домыслы. К этой методике принадлежит также, распространение сплетни путем цитирования бульварного журнала «Оджи» принадлежит унизительное замечание о том, что нервы певицы можно успокоить перед ответственным выступлением домашним средством типа "золото и бриллианты". К тому же Марлен Дитрих никогда не варила никакого куриного бульона, чтобы купировать истерику. Скорее уж поверишь в то, что "звезда-бабушка" варила для певицы, которая на репетициях обычно тратила себя до крайних степеней, концентрированный бульон из четырех килограммов говядины. А драгоценности, в которых Каллас якобы красовалась, принадлежали, между прочим, ювелиру Харри Уинстону. Певица взяла их напрокат для приема после премьеры в отеле "Амбассадор". Что же касается "так называемой автобиографии" в "Оджи", то речь идет о воспоминаниях Марии Каллас, которые были записаны со слов певицы Анитой Пензотти для итальянского журнала.

При чтении становится очевидным, что эти воспоминания сильно обработаны журналисткой, потому что по стилю и тону они совершенно не соответствуют высказываниям Каллас, которые она сама формулировала в многочисленных интервью. И, тем не менее, этот текст вышел с согласия дивы и соответствует тому образу, который певица тогда сознательно проецировала вовне. Показательно также и то, что в "Тайме" и "Шпигеле" Мария Каллас предстает как дива, "которую коллеги ненавидят больше, чем кого-либо из живущих певцов". Противопоставить этому утверждению можно позже сказанные слова баритона Джорджа Лондона: "Когда я услышал, что мне предстоит петь Скарпья в одном спектакле с Каллас, признаюсь, меня охватили дурные предчувствия. Столько былей и небылиц довелось мне читать об этой бешеной звезде, что я был готов ко всему. На первой же репетиции ко мне вернулся покой. Передо мной была настоящая соратница, одержимая труженица, фанатичка детали... Мы с Каллас пели сцену из второго акта "Тоски" на первых трансляциях из "Мет" в рамках шоу Эда Салливана. И снова она показала себя как идеальная партнерша... Все же на следующий день после трансляции многие газеты написали о том, что между мной и Каллас во время репетиции разгорелась ссора. Я попытался объяснить моим друзьям, что это неправда. Но в конце концов мне пришлось капитулировать. Потому что мне стало ясно, что Каллас, primadonna reincarnata возбуждает не только фантазии публики, но и разжигает фантазию прессы. Всем просто необходимо, чтобы она представала в статьях как "норовистая" и "огненная".

Именно благодаря изображению трудно проверяемых или полностью недостоверных сведений из ее жизни, благодаря двусмысленным и незавизированным цитатам из уст ее коллег и благодаря туманным эстетическим заключениям из личности был сотворен тип — конечная цель для всех проекций и фантазий. В начале 60-х годов этот образ изменился, он менялся и дальше - после ее ухода со сцены и после се смерти. Постепенно из мегеры вылупилась мадонна и мученица, из певицы образовалась идея, святая от искусства. Через десять лет после ее смерти критик Руперт Кристиансен писал в английском журнале "Опера", что стало невозможным просто слушать Каллас. Перспектива для ее свершений оказалась размытой, и даже ошибки, возникшие по вине поклонников, вошли внутрь мифа Каллас.

В этом преображении певицы в святую от искусства обнаруживается специфическая репрезентативная форма Женственности, в которой Катрин Клеман предлагает видеть "желание в духе осквернителя трупов" — то унижение женщины, превращение ее в добычу, надругательство над ней и ее "потребление", которое становится так или иначе темой почти всех опер, в которых пела Каллас. Мария Каллас по-разному видела себя в этой роли жертвы, вот только эти высказывания не подходили к тому образу, который решили сделать из нее, — да и кого вообще интересовала реальная Каллас? Она стала одной из фигур в "паноптикуме женственности" (Сильвия Бовенсхен):биографы типа Арианны Стасинопулос или Нади Станчофф придают такое же значение процедурам по снижению веса, связи с Онассисом, прогулкам с пуделем, долгим часам сидения перед телевизором, разорванным отношениям с семьей, как и явно преувеличенным эстетическим оценкам ее голоса или общественным и культурно-историческим оценкам места Каллас в истории оперы или исполнительского искусства. Давайте еше раз переживем ее появление. Вот она, страдающая, плачущая и умирающая — сценической смертью и смертью настоящей. Еще раз переживем ее появление и насладимся ее агониями.

Глава 2 Единственная в своем роде

"Он кажется материальное, чем лицо, чем покоящаяся рука. Да, голос - это прямое телесное прикосновение".

Йозеф Рот

Единственная в своем роде -так звучит заглавие последней главы собрания бесед, которые вел с "Последними примадоннами" Ланфранко Распони (* Lanfranco Rasponi. The Last Primadonnas. New York, 1982). Показательное и характерное название. В мире музыки памяти отведена особая роль. Ушедшее, и прежде всего ушедшие, никогда не умирают. Они даже не уходят в прошлое, и это касается той, "единственной в своем роде", более, чем кого-либо. Марии Каллас. Конечно, Марии Каллас.

Между тем итало-американскому журналисту не удалось сделать с певицей ни одного сколько-нибудь обстоятельного интервью. Во время их кратких встреч она производила на него впечатление "довольно простой и необразованной женщины": ведь обладай Каллас истинным умом, она смогла бы дольше купаться в лучах славы. Распони делает вывод, что она была существом, ведомым инстинктами, и достигла того, чего достигла, не вследствие глубоких размышлений или основательного изучения предмета, а благодаря врожденной способности отождествляться с изображаемым ликом.