Взрыв раздался совершенно внезапно, и через некоторое время – еще один. Калабрийцам не удалось закинуть гранаты за машину, поэтому большую часть энергии взрыва приняла на себя обездвиженная «Альфа» охраны. Но и того, что осталось, Луке хватило с лихвой.

Его ударило взрывной волной, ослепив и оглушив, он выронил автомат и схватился за глаза. В голове перемешались все мысли, он подумал, что убит, и в то же время он лихорадочно пытался протереть глаза и прийти в себя. Его сейчас можно было бы брать голыми руками, но бандиты рванули к бронированной машине барона и оставили его в покое.

На дороге показался небольшой караван машин, фургон и две спортивные малолитражки…

Увидев происходящее на дороге, я понял, что мои худшие предположения сбылись.

В моем понимании все должно было выглядеть так: бойцы военно-морского спецназа освобождают меня, и вместе с ними я возвращаюсь к барону. И только в этом случае, показав свою силу, я могу рассчитывать на правдивые ответы: на Сицилии уважают силу и против силы почти никогда не идут. Только показав, что я мужчина, что я не боюсь своих врагов и могу уничтожить их, сколько бы их ни было, неважно, своими руками или чужими – я могу заслужить право на правдивый ответ, на момент истины. Но для того, чтобы ответить на некоторые вопросы, барон, по крайней мере, должен был оставаться в живых. Если же он будет мертвый, все, что у нас будет, – это труп, и не более того. И я никак не мог подумать, что те, кто стоит за всем этим, отдадут приказ убить барона сразу после того, как он передаст им меня. А это можно было предполагать. Все, чего боятся эти люди, живущие ложью и по лжи, – это правда. Я прожил в поместье барона достаточно долго, чтобы успеть ему что-то рассказать. А мог рассказать – значит, рассказал. И потому чем раньше убить барона, тем меньше шансов, что он расскажет кому-то еще.

Изрешеченная «Альфа», перекрывший дорогу фургон – для меня этого было более чем достаточно.

– Дайте оружие…

Я не сторонник махрового героизма – когда с разорванной рубашкой на пулемет. Ты должен убить врага и остаться в живых, потому что империя рассчитывает на тебя, – так нас учили. Вместе со мной было восемь отлично подготовленных специалистов, каждый из которых был на десять-пятнадцать лет младше меня, прошел Персию или Польшу, тренировался куда чаще, чем я, облачился в бронежилет и имел при себе автоматическое оружие. Значит, и решать проблему с вооруженной бандой на дороге должны были они, а я должен был не путаться под ногами. Проблема была в том, что никто, кроме меня, не мог отличить хороших парней от плохих парней. А значит, группу должен был вести я, иначе нельзя…

Водитель протянул мне свою «беретту» – новейший автомат с корпусом из пластика, механизм которого во многом позаимствован у нашего автомата Калашникова. Это был автомат в комплектации для специальных сил – полностью автоматический огонь и отсечка по два на выбор, керамический, а не стальной пламегаситель, более толстый ствол, пригодный для того, чтобы выдерживать интенсивный автоматический огонь, передняя рукоятка для удобства удержания. Вместо обычного магазина здесь стоял четырехрядный, на шестьдесят, а наверху на прицельной рамке была смонтирована комбинация из голографического прицела EOTECH и магнифайера, откидной тактической лупы, дающей трехкратное увеличение, на стволе – надетый на пламегаситель быстросъемный глушитель, сделанный из титанового сплава. Автомат был чужой, но он принадлежал бойцу подразделения спецназ, и я был уверен в том, что его содержали как следует.

– Как пристрелян?

– На сто.

Типичная пристрелка для тех, кто прошел Персию, – сто метров, обычная дистанция для уличных боев.

Фургон затормозил, поворачиваясь и перекрывая дорогу.

– Держаться за мной!

Навыки вспомнились сразу – это как ездить на велосипеде, стоит раз научиться держать равновесие – и больше ты это не забудешь. У багажника «Альфы» на коленях стоял человек, в котором я опознал Луку, младшего сына барона, и стрелять не стал. А вот фургон с открытой дверцей представлял серьезную опасность – я не видел, что в нем и кто в нем, и поэтому сделал несколько выстрелов, и точно так же сделали несколько выстрелов по фургону еще двое. Теперь там живых оставаться не могло.

Впереди, за фургоном, загремели автоматы…

– Этого живым! – закричал я и побежал к фургону, чтобы укрыться за ним при стрельбе.

Калабрийцы так ничего и не поняли, что произошло с ними.

В их понимании стрельба ассоциировалась с грохотом, они никогда не видели глушителей. Все, что отделяло их от цели – бронированная «Альфа» и один человек, стреляющий из-за нее из пистолета. Это было практически ничто для вооруженных и решительных людей.

Они открыли шквальный огонь из всего, что у них было, и подавили стрелка за машиной. Потом бросились бежать к «Альфе» – спину никто не прикрывал, потому что военными они не были.

Они добежали до машины и тут обнаружили, что в машине закрыты все четыре двери. Шофер успел затолкнуть раненого барона в машину и захлопнуть двери. Теперь это была крепость.

Один из боевиков дал очередь по стеклам и злобно выругался. Стекла не поддались. Они покрылись белесыми разводами, но не поддались.

– Давай гранату! – крикнул он.

И это были последние его слова.

– Справа чисто!

– Слева чисто!

Я подошел ближе к машине. Надо было быть готовыми убираться отсюда…

Стрелки вповалку лежали у машины. Они забыли о первом правиле стрелка – «прикрой свой зад» и за это поплатились. Косматые, грязные, в рабочей одежде, на вид около тридцати – типичные исполнители мафии. Или ндрангеты, или еще чего-то в этом роде. На юге в каждой провинции Италии своя мафиозная группировка.