“Благородные родители” поэта были бедными дворянами. Убогих средств их не достало на то, чтобы нанять учителей сыновьям Гавриилу и Андрею. От “церковников”, то есть дьячков или пономарей, научился Державин читать и писать. Из последующего учения вынес он изрядное знание немецкого языка и умение рисовать. То и другое позднее определило многое в характере его творчества: немецкий язык был в ту пору ключом к европейской образованности, а Державин, как и многие другие поэты, начал с переводов и подражаний; способности к рисованию сказались в необычайной пластике его поэтических образов.

В девятнадцать лет, не успев окончить Казанскую гимназию, Державин стал солдатом Преображенского полка. В темные зимние вечера он сочинял в казарме письма для своих однополчан, “ел хлеб с водой и марал стихи при слабом свете полушечной сальной свечки”.

Горячий, простодушный и честный, он медленно продвигался по службе и был долгое время обойден чинами и наградами.

Начало солдатской службы Державина совпало с дворцовым переворотом 1762 года, в котором его Преображенский полк сыграл немалую роль. Впрочем, сам Державин не сразу понял, что произошло.

На престол вступила Екатерина И. В своих “Записках” Державин пишет об этом событии со всей непосредственностью современника и очевидца.

В течение многих лет Державин не только высоко ставил императрицу, но связывал с нею самые разнообразные надежды - как личные, так и государственные. Она казалась ему, убежденному стороннику просвещенного абсолютизма, образцом ума и обаяния, доброты и справедливости. Он готов был писать о ней, служить ей и защищать ее.

Поэтому, когда вспыхнула Крестьянская война под предводительством Пугачева, Державин со свойственной ему пылкостью бросился отстаивать интересы своей государыни. Конечно, при атом лелеял он и свои собственные честолюбивые замыслы, полагая, что продвижение по службе во многом зависит теперь от него самого. Получив назначение в Следственную комиссию, служил он в Оренбурге рьяно и ревностно. Но ему не суждено было сделать военную карьеру. Только долгие, подчас унизительные хлопоты принесли ему в 1777 году 300 душ в Белоруссии и чин коллежского советника. С военной службы он был уволен за неспособностью к ней.

В 1777 году началась его статская служба в должности экзекутора в Сенате. На этом поприще Державину повезло больше.

Впрочем, этим был он обязан своим стихам. Стихи он писал давно и временами предавался этому занятию страстно. В ранних стихах подражал он Ломоносову, которого называл позднее русским Пиндаром и “славой россов”. Привлекала его и гражданственность поэзии Сумарокова, хотя самого Сумарокова не раз высмеивал он в эпиграммах.

Усваивая традицию и преодолевая ее, Державин шел к поэтическим открытиям дотоле неслыханного масштаба. Первым из русских поэтов он стал писать о человеке. Не о человеке вообще, а о личности, индивидууме, в том числе и о себе самом. Этот новый человек был сведен Державиным с горних одических высот на землю. У него были собственные привычки и пристрастия, чувства и мысли и даже неповторимые жесты. И человек этот жил не в условном мире, а в совершенно конкретном, осязаемо-конкретном. Называя вещи, предметы, Державин словно впервые, заново открывал их:

Шекснинска стерлядь золотая,

Каймак и борщ уже стоят;

В графинах вина, пунш, блистая

То льдом, то искрами манят;

С курильниц благовоньи льются,

Плоды среди корзин смеются…

“Приглашение к обеду”

Новыми красками заиграла у Державина и природа. Он увидел ее неисчерпаемость, с восторженным трепетом наблюдая ее изменчивость, постигая ее живую душу. Он стал живописцем в поэзии:

На темно-голубом эфире

Златая плавала луна;

В серебряной своей порфире

Блистаючи с высот, она

Сквозь окна дом мой освещала

И палевым своим лучом

Златые стекла рисовала

На лаковом полу моем.

“Видение Мдрвы”

Еще в 1776 году Державин выпустил небольшую книжку стихов “Оды, переведенные и сочиненные при горе Читалагае 1774 года”. Но и в ту пору и позднее книжка эта, да и другие стихи его, напечатанные в “Санкт-Петербургском вестнике”, были известны лишь небольшому кружку друзей Державина. Сложился атот кружок во второй половине 70-х годов, а душой его были Н. А. Львов, архитектор, переводчик, художник, поэт и музыкант, В. В. Капнист, поэт и драматург, и И. И. Хемннцер, баснописец и поэт. Входили в кружок композиторы Д. С. Бортнянский и Е. И. Фомин, художники В. Л. Боровиковский и Д. Г. Левицкий. Здесь формировались общественные и литературно-эстетические взгляды и вкусы, здесь обсуждались и получали первую оценку произведения участников кружка, здесь происходили горячие споры, с благодарностью принимались и яростно отвергались прошеные и непрошеные советы.

Слава российского поэта пришла к сорокалетнему Державину неожиданно. В 1783 году была опубликована его ода “Фелица”, и Екатерина II обратила благосклонное внимание на ее автора. Судьба наконец улыбнулась Державину. Его карьера стремительно пошла в гору. Недавний солдат стал правителем Олонецкой (1784), затем Тамбовской (1785) губерний, кабинет-секретарем императрицы (1791), президентом коммерц-коллегии (1794), вторым министром при государственном казначействе (1800) и - при последнем взлете (уже в Александровскую эпоху) - министром юстиции (1802).

В отставке, на закате дней, Державин перебирал в памяти подробности своей жизни, и ему по-прежнему казалось, что государственное поприще было главным делом его, его предназначением. С ним и только с ним связывал он все остальное, в том числе и стихи.

Ему было приятно писать для Евгения. И биографию и объяснения к стихам он писал быстро; воспоминания легко ложились на бумагу: услужливая и крепкая еще память возвращала к жизни полузабытые лица, старые обиды, нечастые радости, трудные и запутанные дела, в которых он всегда старался разобраться по совести и справедливости, и мимолетные, но яркие впечатления, отразившиеся в его стихах или, как казалось Державину, заставившие его написать их.