Шрифт:
— Я их дочь, — ответила Элайн.
Несколько секунд Ли Меллон смотрел на нее, не моргая.
— Что-то это мне напоминает. Кажется, Конан Дойля. 'Дело хитрожопой дочери', - сказал Ли Меллон.
Он встал и принес из кухни одно из только что купленных яблок. И всеми своими шестью зубами принялся за работу. Я знал, что яблоко было свежим и хрустящим, но из его рта не доносилось ни звука, что указывало на присутствие в яблоке этих качеств.
— Мой отец — адвокат, — сказала Элайн.
Ли Меллон кивнул. Вокруг его рта были теперь разбросаны гранатные осколки яблока.
Элайн пододвинулась ближе и положила руку мне на колено. Я обнял ее за талию и прислонился спиной к деревянной стене. Ли Меллон восседал на своем задрипанном оленьем сокровище.
Наступала ночь, растрачивая остатки дневного света. Все началось с того, что она потратила несколько центов света, но сейчас счет шел уже на тысячи долларов, и они таяли с каждой секундой. Скоро свет кончится, банк закроется, кассиров уволят, а президент пустит себе пулю в лоб.
Мы сидели и молча смотрели, как Ли Меллон геройски сражается с самым долгим в мире яблоком, потом придвинулись ближе друг к другу, потом вернулись к тишине Ли Меллона и яблока, потом опять занялись друг другом, и, наконец, совсем перестали обращать внимание на яблочный маскарад, слишком увлеченные своими перемещениями.
Покончив, наконец, с яблоком, Ли Меллон чмокнул губами, словно литаврами, и тут зазвучала первая лягушка.
— Вот оно, — сказал Ли Меллон, готовый вести храбрую кавалерию в атаку по пыльной долине: наступало время знамен, время барабанов.
Прозвучала вторая лягушка, потом снова первая. К ним присоединилась еще одна, втроем они взяли длинную ноту, следом вступила четвертая, три первых застрекотали, как щелкунчики, и Ли Меллон сказал:
— Я пошел за аллигаторами. — Он зажег лампу, вылез сквозь дыру в кухонной стене и зашагал к машине.
Элайн, кажется, задремала. Она лежала на полу, устроив голову у меня на коленях. Она немножко испугалась.
— Где Ли Меллон? — спросила она. Я ее почти не слышал.
— Он пошел за аллигаторами, — громко сказал я.
— Это лягушки? — громко спросила она и показала рукой в сторону шума, от которого уже закипала вода в пруду.
— Да, — громко сказал я.
— Понятно, — громко сказала она.
Вернулся Ли Меллон с аллигаторами. На лице у него сияла довольная шестизубая улыбка. Он опустил ящик на пол и вытащил оттуда первого. Аллигатор изумился: никак не мог сообразить, что он не в магазине. Он оглядывался по сторонам в поисках проволочной клетки со щенками, которая всегда стояла рядом с его аквариумом. Щенков не было. Аллигатор не понимал, куда они подевались. Ли Меллон держал аллигатора на руках.
— Привет, Аллигатор! — прокричал Ли Меллон. Аллигатор продолжал высматривать щенков. Ну, где же они?
— Ты любишь лягушачьи лапки? — прокричал Ли Меллон и аккуратно выпустил аллигатора в пруд. Аллигатор улегся стационарно, как детский пароходик. Ли Меллон дал ему хорошего пинка, и аллигатор нырнул.
В пруду неожиданно стало тихо — так, словно его вдруг перенесли в центр кладбища. Ли Меллон достал из ящика второго аллигатора.
Теперь второй аллигатор принялся искать щенков. И тоже не смог их найти. Куда же они подевались?
Ли Меллон шлепнул аллигатора по спине, опустил в пруд, толкнул под воду, и тишина удвоилась. Молчание ночным туманом висело над водой.
— Что ж, теперь есть кому позаботиться о лягушках, — прошептала, наконец, Элайн. Тишина гипнотизировала.
Ли Меллон стоял у пруда, ошеломленно таращась на темное молчание воды.
— Их больше нет, — сказал он.
— Ага, — сказал я. — Там теперь никого нет, кроме аллигаторов.
Табачный обряд
Ночь, и как хорошо лежать в постели с Элайн, виноградной лозой свернувшейся под моей тенью. Она зашла в тыл этой саранче памяти — безжалостной чуме, насылаемой на меня не менее безжалостной Цинтией.
Теперь я желал Цинтии единственного: чтобы в Кетчикане на нее свалился огромный лосось. Я почти видел заголовки кетчиканских газет: ЛОСОСЬ ПАДАЕТ НА ДЕВУШКУ, и подзаголовок курсивом: 'Расплющило, как блин'.
Я дотянулся рукой до лица Элайн и коснулся губ. Они были приоткрыты, я осторожно провел пальцами по зубам, тронул спящий кончик языка. Словно музыкант, касающийся клавиш темного пианино.