G?tterd?mmerung: cтихи и баллады
вернуться

Емелин Всеволод Олегович
Шрифт:

Письмо читателя газеты “День” в редакцию журнала “Огонек”

На мне уж волосы седые, Но все равно я не пойму — Зачем вы продали Россию? Почем? И, главное, кому? Но вижу, вы кому-то злому Продали Родину мою. Вы сняли памятник Свердлову Убили царскую семью. Вы всюду насадили пьянство, На нашем сидючи горбе. Вы уничтожили дворянство, Вы развалили КГБ. Ни капли не благоговея. Закрыли вы монастыри. Да что там! Вы из мавзолея Чуть Ленина не унесли! Вы по указке Моссовета Из храма сделали бассейн. Что б вам сказал на все на это, Когда б узнал, Саддам Хусейн? По всей стране ликует ворог, В Кремле бесчинствует Хасид. Бутылка водки аж сто сорок! Вот геноцид так геноцид. Народ российский сном окован, Но он проснется, враг, дрожи. Его возглавят Алкснис, Коган И Умалатова Сажи. Народ проснется, он прозреет И крепко вдарит по ушам Всем тем чеченцам, тем евреям, Несдобровать и латышам. Мы с нетерпеньем ждем приказов, И скоро нам дадут приказ. Ведь с нами Язов, и Ниязов Тоже, наверное, за нас. Мы встанем против царства рока, Пылая праведным огнем, С зеленым знаменем Пророка, С святым Георгием на нем. Мы выйдем, все вокруг сметая, Врагов погубим навсегда. Над нами Троица Святая И Серп, и Молот, и Звезда. Мы выйдем с Господом Иисусом И (да продлит Господь их дни) С самим Фиделем Кастро Русом, С аятоллою Хомейни. Не отдадим ни пяди Крыма, Ни флота и ни корабля, Ни книжек этого раввина. Курилы — русская земля! Под треск огня, под лязг металла Разгоним этот стыд и срам, Поддержат нас континенталы Пассионарии всех стран. Национально и соборно В стране устроим Третий Рим. Закроем видео и порно И ваш журнальчик запретим!

“Ампул пустых частокол…”

Из цикла “Песни аутсайдера”

И.С. Киселевой

Ампул пустых частокол Встал между мной и тобой. Сделай мне, доктор, укол, Чтобы прошла эта боль. Я еще, значит, живой, Раз дозвонился к врачу. Доктор, прерви мой запой, Я тебе все оплачу. Ну, о болезни моей Что я могу рассказать? Рыжая челка у ней И голубые глаза. Доктор, лекарств не жалей, Я трое суток без сна. Белой горячки белей Кожи ее белизна. Мой алкогольный психоз, Яркий, навязчивый бред. Я среди лилий и роз Вижу ее силуэт. Доктор, смелей, не дрожи, Дозу не надо снижать. Дай мне недельку пожить, Я б ей успел все сказать. Кыш, улетай, воронье. Я не был счастлив ни дня. Тонкие руки ее Не обнимали меня. Ей же за мной не нырнуть В этот подавленный мир, В хрипло дышащую грудь, В ад коммунальных квартир.

“Я жил, как вся Россия…”

Я жил, как вся Россия, Как травка в поле рос. И вот — гипертония, И в печени — цирроз. Стал организм мой вытерт, Как старое пальто. Ни закусить, ни выпить… А жизнь тогда на что? Мне дом родной — больница, Хоть не пенсионер. Вдруг весь я развалился, Как мой СССР. Ах, доктор, доктор, доктор. Доктор дорогой, Посмотрите, доктор, Что у меня с ногой. Скакала по паркету, Взлетала к потолку. Теперь до туалета Едва доволоку. Ах, доктор, доктор, доктор, Доктор дорогой, Посмотрите, доктор, Что у меня с рукой. Как дрались эти руки И как ласкали грудь. Теперь простые брюки Не в силах застегнуть… Скакала по паркету, Взлетала к потолку. Теперь до туалета Едва доволоку.

1994

Стихотворение, написанное на работах по рытью котлована под “школу оперного пения Галины Вишневской” на ул. Остоженка, там, где был сквер

Есть же повод расстроиться И напиться ей-ей. По моей Метростроевской, Да уже не моей Я иду растревоженный, Бесконечно скорбя. По-еврейски Остоженкой Обозвали тебя. Где ты, малая родина? Где цветы, где трава? Что встает за уродина Над бассейном “Москва”? Был он морем нам маленьким, Как священный Байкал. Там впервые в купальнике Я тебя увидал. Увидал я такое там Сзади и впереди, Что любовь тяжким молотом Застучала в груди. Где дорожки для плаванья? Вышка где для прыжков? Где любовь эта славная? Отвечай мне, Лужков. Так Москву изувечили Москвичи, вашу мать, Чтоб начальству со свечками Было где постоять. Где успехи спортивные? Оборона и труд? Голосами противными Там монахи поют. Я креплюсь, чтоб не вырвало, Только вспомню — тошнит, Немосковский их выговор, Идиотский их вид. Что за мать породила их? Развелись там и тут, Всюду машут кадилами, Бородами трясут. За упокой да за здравие, Хоть святых выноси! Расцвело православие На великой Руси.

1995

Смерть бригадира

Из цикла “Смерти героев”

На дальнем московском объекте, Где краны, забор да сортир, Средь бела дня, верьте-не верьте, Однажды пропал бригадир. Случиться такому ведь надо. Он был полон сил и здоров. Угрюмо молчала бригада. Мелькали фуражки ментов. Вполголоса шли разговоры. С утра еще был он живой. Растерянный доктор со “скорой” Седою качал головой. Фундамент огромного зданья, Железные бабки копров. Сбирал лейтенант показанья, На стройке искал фраеров. Володька, с КамАЗа водитель, Сказал: “Здесь концов не найдешь…” И масляной ветошью вытер Блестящий бульдозера нож. Слезами глаза мои пухнут. Он был как отец нам и брат, Ходил в лакированных туфлях, Под мышкой носил дипломат. Отправил однажды бульдозер Халтурить, подделав наряд, Налил всей бригаде по дозе, А деньги сложил в дипломат. И вот получил он награду, Не знаю, как вышло уж так — Зачем не делился с бригадой? Почто обижал работяг? Солдаты для следственной группы Лопатили тонны земли, Искали останки от трупа Да так ничего не нашли. Нашли они следственной группе, Где сваи из грунта торчат, Один лакированный туфель Да черный портфель-дипломат. А Леха, Володькин брательник, Прошедший Сургут, Самотлор, Он ватник накинул на тельник, Сказал, закурив “Беломор”: “Начальник, молчи об народе. Тебе ль за народ говорить? Народ, как в семнадцатом годе, Сумеет себя защитить!” …На дальнем московском объекте, Где ямы, бетон да тоска, На память безвременной смерти Заделана в цоколь доска.

Слова песни из к/ф “Осень на Заречной улице”

Уж не придет весна, я знаю. Навеки осень надо мной. И даже улица родная Совсем мне стала не родной. Среди моих пятиэтажек, Где я прожил недолгий век, Стоят мудилы в камуфляже И сторожат какой-то Ваnk. Как поздней осенью поганки, Мелькают шляпками в траве, Повырастали эти банки По затаившейся Москве. Сбылися планы Тель-Авива. Мы пережили тяжкий шок. И где была палатка “Пиво”, Там вырос магазин “Night Shор”. И пусть теснятся на витрине Различных водок до фига Мне водка в этом магазине В любое время дорога. Смотрю в блестящие витрины На этикетки, ярлычки. Сильнее, чем от атропина, Мои расширены зрачки. Глаза б мои на вас ослепли, Обида скулы мне свела, Зато стучат в соседней церкви, Как по башке, в колокола. И я спрошу тебя, Спаситель, Распятый в храме на стене: “По ком вы в колокол звоните? Звоните в колокол по мне!” По мне невеста не заплачет, Пора кончать эту фигню. Не знаю — так или иначе, Но скоро адрес я сменю. Зарежут пьяные подростки, Иммунодефицит заест, И здесь на этом перекрестке Задавит белый “мерседес”. По окровавленном асфальте Размажусь я, красив и юн, Но вы меня не отпевайте, Не тычьте свечки на канун. Без сожаленья, без усилья, Не взяв за это ни рубля, Меня своей епитрахилью Накроет мать-сыра земля. Кончаю так — идите в жопу, Владейте улицей моей, Пооткрывайте здесь найт-шопов, Секс-шопов, банков и церквей.

1996

На смерть леди Дианы Спенсер

Из цикла “Смерти героев”

Убили Фердинанда-то нашего.

Я. Гашек
Я слова подбирать не стану. Чтоб до смерти вам кровью сраться. Я за гибель принцессы Дианы Проклинаю вас, папарацци! Что, довольны теперь, уроды? Натворили делов, ублюдки? Вы залезли в кровать к народу, Вы залезли людям под юбки. Из-за вас, тут и там снующих И пихающихся локтями, С ней погиб культурный, непьющий, Представительный египтянин. Растрепали вы все, как бабы. А какого, собственно, черта? Ну, любила она араба И инструктора конного спорта. Не стесняясь светского вида, Проявляла о бедных жалость, С умирающими от СПИДа, То есть с пидорами целовалась. А еще клеймлю я позором Не поведших от горя бровью, Всю семейку этих Виндзоров, С королевой, бывшей свекровью. Бывший муж хоть бы раз прослезился, Хоть бы каплю сронил из глаза. У меня, когда отчим спился, Стал похож он на принца Чарльза. Принц Уэльский нашелся гордый, Ухмыляется на могиле. Да в Москве бы с такою мордой И в метро тебя не пустили! Повезло же тебе, барану, Представляю, как ты по пьяни Эту розу, принцессу Диану, Осязал своими клешнями. Нам об этом вашем разврате, Обо всех вас — козлах безрогих, Киселев, политобозреватель, Рассказал в программе “Итоги”. Киселев был со скорбным взором, Он печально усы развесил. У него поучитесь, Виндзоры, Как горевать по мертвым принцессам. Если вы позабыли это, Мы напомнил вам, недоноскам, Как Марии Антуанетты Голова скакала по доскам. О том, что сделал с Карлом Кромвель, Об Екатеринбургском подвале Мы напомним, да так напомним, Чтобы больше не забывали!

Песня о Хорсте Весселе

Из цикла “Смерти героев”

Над Берлином рассветает, Расступается туман. Из тумана выплывает Над рекою ресторан. Там за столиком Хорст Вессель, Обнявшись с Лили Марлен. Не поднять ей полных чресел С его рыцарских колен. Он с Марленой озорует, Аж ремни на нем скрипят, А вокруг сидит, ревнует Штурмовой его отряд. Мрачно смотрят исподлобья И ерошат волоса С ним повязанные кровью Ветераны из СА. На подбор голубоглазы, Белокуры, словно снег. Все на смерть готовы разом, Их двенадцать человек. Что, Хорст Вессель, ты не весел? Что, Хорст Вессель, ты не смел? Ты не пишешь больше песен, Ты, как лед, остекленел. Как пригрел эту паскуду, На борьбу не стало сил. Эта фройляйн явно юде, Большевик ее любил. Любит вас, поэтов, Лиля, Был поэт тот большевик, Настоящая фамилья Не Марлен у ней, а Брик. Шляпки модные носила, Шоколад “Рот Фронт» жрала, Раньше с красным все ходила, Счас с коричневым пошла. Дураки вы, Хорст, с ним оба, То любя, то не любя. Довела его до гроба, Доконает и тебя. Приглядись ты к этим лицам, Ужаснись еврейских морд, Пожалей ты свой арийский, Драгоценный генофонд. Ишь нашел себе забаву, Встретил в жизни идеал, Променял ты нас на фрау, Нас на бабу променял! За спиной такие речи Слышит грозный командир, И обняв рукой за плечи, Он Лили с колен ссадил. Он берет ее за шею Осторожно, как букет, И швыряет прямо в Шпрее Через низкий парапет. Шпрее, Шпрее, мать родная, Шпрее, Шпрее, Дойче Флюс. Серебром волны играя, Ты, как Бир, сладка на вкус. То под мост ныряешь в арку, То блестишь издалека, Не видала ль ты подарка От орла-штурмовика. Ты река германцев, Шпрее, Не прощаешь ты измен, Прими в сестры Лорелеи Эту Брик или Марлен. Шпрее, Шпрее, Муттер Шпрее, Только пятна на воде. Одолели нас евреи, Коммунисты и т. д. Это кто там крутит палец Возле правого виска? Дойчланд, Дойчланд, юбер алес. Наша психика крепка. Пусть в меня свой камень бросит Кто сочтет, что я не прав. Вот такой Партайгеноссе Получается Майн Кампф. Что ж вы, черти, приуныли? Мы же немцы, с нами Бог! Разливай по кружкам или Запевай “Ди фанне хох”! Из-за ратуши на штрассе Грудь вперед за рядом ряд Выступает дружной массой Хорста Весселя отряд. Впереди, державным шагом Выступая вдалеке, Кто-то машет красным флагом С черной свастикой в кружке. От добра и зла свободен, Тверд и верен, как мотор, То ли Зигфрид, то ли Один, То ли Манфред, то ли Тор.