Шрифт:
что эта душа, к сожаленью, не вечный залог,
и тьма неродившихся молча бредёт между нами.
Не страх, повторю, а надежда, не ужас, но свет,
огонь очистительный. Разве и этого мало?
Слепая судьба постоит, перекрестится вслед,
потом отвернётся, и дальше плетётся устало.
Не мрак, повторю, но сияние вижу вдали.
Не праведник, Господи, но и греху не причастен,
поскольку уже избежал самодельной петли,
а замысел твой мне неведом, но всё же прекрасен,
коль я, по глаголу вбирая российский язык
с рожденья впотьмах, натыкаясь на каждую тему,
блуждая, прозрел, и, наверное, что-то постиг,
вплетая свой голос в его корневую систему.
Е.Игнатовой
* * *
История, как правило, не лжёт,
но опускает мелкие детали.
Когда-нибудь мы сможем вспомнить год,
а месяц, день, наверное, едва ли.
Часы, минуты прожитого дня
не возродить. Бессмертны лишь мгновенья.
История не лжёт, но и она
стирает кое-что без сожаленья.
Эпохе не хватает мастерства.
Добротности твореньям не хватает.
Лишь музыка — мгновеньями жива,
лишь у неё такие же права,
что и у смерти — душу возвышает.
Всё прочее — слова, слова, слова…
* * *
Теснота — почти уют,
темнота — почти свобода,
не на шутку непогода
разгулялась, капли бьют
то впопад, то невпопад
по стеклу и по карнизу —
целый мир дождём пронизан,
вымок с головы до пят.
Хорошо в такой ночи,
укрываясь с головою,
просто быть самим собою —
ни любимой, ни свечи
бесполезной, ни мечты,
ни прозрения ночного —
ничего тебе такого,
что достойно суеты.
Хорошо, зависнув средь
отсыревшего бетона,
слушая, как монотонно
хлябь колотится о твердь,
полуспать, но извлекать,
поминая Пастернака,
мрак из света, свет из мрака,
из забвенья благодать.
Полуспать, но подгонять
слово к слову, к строчке строчку,
забывая ставить точку,
не умея перестать,
низвергаясь, словно дождь,
изливая на бумагу
эти слёзы, эту влагу,
эту внутреннюю дрожь.
Чтобы строки шли внахлыст
и крест-накрест, как угодно,
лишь бы падали свободно
на безмолвный этот лист,
лишь бы длилось колдовство,
бормотанье, причитанье,
слов неправильнописанье, —
этот шум из ничего.