– Ладно, сейчас найдем.

К нам уже спешили остальные. Лодку перевернули, весло достали, с одеждой выручили. Просушивая и переплетая волосы, сунула любимую свою заколку в кармашек рюкзака, намереваясь позже вновь сколоть ей подсохшие косы, да нас заторопили, хотелось до вечера еще многое успеть, и я про нее забыла.

А вечером почему-то засуетились с разбивкой лагеря. Вроде и пристали уже, и выгружаться начали, но тут какой-то зануда ляпнул:

– А на том берегу было бы лучше.

Народ тут же поделился на тех, кто уже слегка притомился, и тех, у кого шило...ну, в общем, покоя не дает. Разгорелась дискуссия.

– Ладно, что так галдеть, - принял решение Гоша.
– Сейчас сплаваем да глянем. Давай, Петь, с тобой, что ли.

Петька, который в этот момент, стоя в воде, отвязывал мешок с общественной посудой, волею судеб катавшийся весь поход в нашей байдарке, тут же кивнул и бодро уселся на мое место. Гоша толкнул байдарку, и взгромоздился сзади.

– Пижон, - бросила, глядя на это дело, Надежда, Гошкина спутница. Бросила так, что непонятно было, вкладывала ли она в это слово осуждение или любование.

Потому как полюбоваться, и впрямь, было на что. Река в этом месте была не слишком широкой и казалась спокойной, поэтому Гоша не стал утруждать себя нормальной посадкой. Он небрежно уселся на деку, отточенными движениями весла придавая байдарке нужное направление. Голенища высоких болотных сапог раскручены до бедер, за спиной наискось - охотничья двустволка. Сам высокий, стройный до худобы - ах, со спины влюбиться можно!

Влюблялись-любовались мы все где-то до середины реки и еще чуточку дольше. А потом лодку вдруг резко повело в сторону, каланча по имени Гоша бесславно рухнула в воду и байдаркою накрылась. Как и Петька, впрочем. Бедный Петька, явно не его сегодня день! Впрочем, Петька выплыл почти сразу. А вот Гоша... Мальчишки уже в воду полезли, когда он все-таки вырвался из страстных объятий русалок и показался, наконец, над водой.

На берег он выбрался злой, без ружья и в одном сапоге.

– Водоворот, - раздраженно бросил он нам.
– На поверхности не видно, верхний слой спокойный совершенно. А там ручей впадает, да внизу камень еще огромный, крутит так, что... В сапоги вода залилась до бедер, если б скинуть не удалось - не всплыл бы. Ружье вот тоже бросить пришлось. Петь, что с байдаркой, вещи все целы?

– Вещи да, - флегматично ответил Петерс, словно и не принимал незапланированные ванны вот уже второй раз за день.
– А вот мешок с посудой я очень удачно отвязать успел.

– Вы!
– взревели самые голодные.
– Вы что, хотите сказать, что утопили котел?!

– Ну почему только котел?
– пожал плечами Петька, - еще тарелочки, кружечки, ружье вот Гошино, сапог опять же. И, видимо, весло. Кстати, кто-нибудь заметил, оно утонуло или уплыло?
– свое весло Петька из рук так и не выпустил.

– Утонуло, - сообщила Надежда.
– Вместе с Гошей и утонуло, а без Гоши уже не выплыло.

– Ладно, не суетитесь, сейчас все поднимем, - Гоша, уже успокоившись, деловито скидывал мокрую одежду.
– Надь, достань, у нас веревки был моток. Водоворот там конкретный, надо страховаться.

И тут только я вспомнила. Заколка! Я сунула ее в кармашек рюкзака, а кармашек, кажется, так и не закрыла, собираясь почти сразу заколоть ей волосы... Я бросилась на берег, дрожащими руками ощупала рюкзак. Чудес не бывает. Незакрепленный груз небрежности не прощает.

Я, кажется, жутко ругалась. На холеных пижонов, переворачивающих чужие байдарки, всех вообще идиотов, которым на одном берегу не сидится. Услышала в ответ много интересного о дурах, которые не знают, где следует хранить редкие антикварные вещи. Потом, видимо, плакала, и умоляла найти. Даже нырнула раза четыре сама, наплевав на боль в пояснице. Мы нашли весло. Выловили мешок с посудой. Но, как ни старались, ни ружье, ни сапог, ни вампирскую заколку белого металла с дорогой инкрустацией отыскать на темном речном дне не удалось.

«Вот и все», - отчаянно думала я, растирая свое дрожащее тело полотенцем, - «ничего не осталось. Совсем ничего хорошего не осталось». Не знаю, почему я так думала, но в тот момент казалось, что теперь действительно все будет только плохо. Словно все хорошее, что было в душе у одного вампира, он запрятал в свою заколку, и отдал мне. А я потеряла. И теперь меня ждет только зло.

Взяла нож и отправилась рубить лапник. Хотя нет, если ножом, то, наверное, правильно «резать». Но то, что я в отчаянье творила с несчастными ветками, больше сочетается со словом «рубить». В результате порезала палец. Но это меня не остановило. Я таскала и таскала новые охапки, пока Петька не поймал меня за плечо:

– Мать, ты перину делаешь или гнездо вьешь? Притормози, давай палатку ставить.

Палатку поставить не успели.

– Медведь! Там медведь!
– с визгами выкатились на стоянку девчонки.

– Где?
– с загорающимся в глазах азартом вопрошали парни, шаря вокруг руками в поисках двустволки, - щас мы его!..

– Куда?
– заорала Надежда.
– да вы что, сдурели?! Гоша, да останови ты их!

– Да он ушел уже, он же не дурак, - отмахнулся Гоша, но в глазах его было только сожаление, что его двустволка лежит на дне.