Комбат огляделся по сторонам, прыгнул грудью на, образовавшийся земляной завал, выбрался из полуразрушенной траншеи, и пополз по-пластунски туда, где вдалеке в окопе, он это знал наверняка, было пулеметное гнездо…

Он трудился локтями и коленями так мощно, что не прошло и минуты, как он увидел…

В пулеметном окопе, у старенького, но проверенного «Максима», застывшую фигуру щуплого пулеметчика в накинутой на плечи плащ-палатке.

Он стоял спиной к Николаеву, склонившись к пулемету, и, казалось, не обращал никакого внимания на разрывы снарядов. У его ног лежали, присыпанные землей, тела двух убитых бойцов, а рядом сидел «второй номер» и прямо поверх гимнастерки перевязывал раненную руку, да только бинты на ней тут же из белых превращались в красные…

–  Пулеметчик, огонь! Огонь, твою мать!!!
– Прокричал во всю глотку капитан.

И еще мощнее заработав локтями, стал стремительно подползать к окопу.

А пулеметчик…

Он словно и не слышал вовсе крика комбата! Он даже не шелохнулся и не изменил позы, никак не реагируя на приказ командира…

–  Убит, что ли?
– Прокричал капитан.

Николаев вскочил, прыгнул с бруствера вниз и, пригнувшись, побежал по траншее, но очередной близкий взрыв опять заставил капитана упасть на дно траншеи.

Комья земли падали сверху на плечи и голову, застывшего, пулеметчика, а Николаев орал, что было сил:

–  Стреляй же, мать твою! Стреляй! Чего ждешь?!

Немцы, стреляя на ходу, уже бежали к полковой траншее неукротимой лавой… Они приближались стремительно, и казалось неотвратимо… Еще немного и они спрыгнули бы в окопы…

И тогда Николаев вскочил на ноги, презирая все вместе взятые осколки и пули, свистевшие вокруг, бросился к пулеметчику, и…

Услышал охрипший голос:

–  Далеко еще… Пусть немного поближе подойдут!..
– Проговорил тот, не оборачиваясь, совершенно спокойным голосом.

А до вражеской цепи уже оставалось каких-то семьдесят метров!..

И Николаев не выдержал:

–  Да что ж ты делаешь, твою мать? Они же сейчас тебя гранатами забросают!

Он уже готов был оттолкнуть пулеметчика в сторону, чтобы самому встать за пулемет и открыть огонь, но в это мгновение…

Пулемет взорвался, басовито зарокотав над полем боя, длинной очередью… Его ствол, сотрясаясь, выплевывал тугое, пульсирующее пламя, а стреляные гильзы веером летели в сторону…

Немецкие солдаты скопились на одном узком участке, и первая же очередь скосила их, чуть ли не половину. Они были так близко, что и спрятаться уже было негде, и поэтому были легкой добычей для «Максима»…

Немцы, падали на землю, словно нарвавшись на бегу на невидимую натянутую проволоку… Некоторые из них еще продолжали бежать вперед к окопам, но пулеметный свинец укладывал их одного за другим…

Николаев упал грудью на бруствер, и тоже застрочил по немцам из своего автомата:

–  Огонь!!! Батальон!!! Всем огонь!!!
– Прокричал он, что было сил.

И его услышали!

Перепуганные, уцелевшие после артподготовки солдаты батальона поднялись из окопов и стали стрелять вслед убегавшим немцам…

Вдоль траншеи, сколько хватало взгляда, были видны искаженные ненавистью лица стреляющих солдат, и их рты перекошенные, в беззвучном крике… И почти каждая пуля теперь находила свою цель…

Старенький, но проверенный «Максим» сотрясался от длинных очередей… Извивалась и дергалась серая змея пулеметной ленты… Летело в сторону немцев тугое пульсирующее пламя…

Пулеметчик, словно слившись с «Максимом» в единое целое, поворачивал ствол то в одну, то в другую сторону, раз за разом находя новые жертвы…

И немцы дрогнули… И побежали… Нет, они уже не отходили отстреливаясь, а именно бежали, показывая спины и сверкающие пятки… …Николаев застыл на какой-то миг, оглядывая поле боя и результат огня пулеметчика.

Уцелевшие немцы в панике пытались отойти, бежали, переползали, пытаясь укрыться от смертоносного свинцового ливня, но пули доставали их везде…

И вдруг пулемет, внезапно смолк…

Николаев посмотрел в сторону смолкшего «Максима» и увидел, что рядом с пулеметчиком уже стреляет из автомата пожилой боец, тот, который еще минуту назад перевязывал свою раненную руку.

Он улыбался, хотя улыбка эта больше была похожа на оскал, и стрелял, удерживая автомат одной рукой, уперев его круглым магазином в бруствер окопа:

–  А-а, немчура поганая!!! Та-та-та! Та-та! Та-та! Не нравится? Та-та-та!!!

А пулеметчик тем временем пытался перезарядить раскалившийся за время боя «Максим» вставив в патроноприемник новую ленту… Его маленькие ладошки умело и профессионально делали свое дело, а капитан… Он, словно завороженный следил несколько секунд за ними, а потом перевел взгляд на поле боя, туда, где только что были немцы…