Шрифт:
Алдонина подошла к Сиротину, и посмотрела на него в упор:
– Это не мои слова, капитан - это заключение целой группы ученых-психологов!.. И я его выучила почти наизусть, для именно таких вот случаев и высказываний, похожих на ваши!.. Вы имеете что-то против этого заключения ученых?
– Ученые… - Хмыкнул с горечью капитан Сиротин.
– Эти ученые сами-то в бою бывали? Они видели в прицел лицо убитого ими человека? Они знают, насколько изменяется психика снайпера, который стреляет в человека, как в бумажную мишень? Без всяких эмоций… На грани равнодушия… И как это они проверяли живучесть женщин? Стреляли в них и ждали, выживет или не выживет? Уч-ченые они!..
И тут Алдонина посмотрела на капитана с едва скрываемым презрением:
– Вы-то откуда все это знаете, капитан? Тоже мне еще, штабной специалист снайперского дела выискался! Сидите тут, в своей строевой части, бумажки по столу из угла в угол перекладываете! А страну защищать надо!
– Рявкнула полковник и в сердцах грохнула кулаком по столу.
– И мы будем ее защищать! Даже если придется погибнуть в бою, всем до одного! И без вот таких советчиков-всезнаек, как вы обойдемся!!!
Сиротин, сжал челюсти, спокойно смотрел в глаза распалившейся Алдониной, а та продолжала «метать гром и молнии»:
– Что же касается «иллюзии мастерства», как вы изволили выразиться, товарищ капитан!.. То Партия и Нарком Обороны назначили нас сюда именно для того, чтобы мы не создавали никаких иллюзий, а добросовестно обучали и готовили для фронта классных специалистов! И я все сделаю, чтобы эти решения выполнялись! Все!!! Свободны, капитан! Можете возвращаться к своим бумажкам!..
– Алдонина наконец-то уселась за стол и раздраженно бросила перед собой папку с личным делом, которую все это время держала в руках.
– Есть!
– Четко ответил Сиротин, и, подволакивая негнущийся протез, направился к двери кабинета.
Возле которой его нагнали слова уже успокоившейся Алдониной:
– Товарищ капитан…
Сиротин остановился, удивленно обернулся, уже взявшись за дверную ручку, и вопросительно посмотрел на полковника.
– Ногу-то где потерял?
– Спросила Алдонина миролюбиво.
Сиротин неопределенно пожал плечами:
– На Финской…
– Как? Расскажете…
Но, видимо, капитан не был склонен сегодня пускаться в воспоминания. Он так же неопределенно ответил:
– Нечего рассказывать, товарищ полковник… Просто не повезло…
Алдонина сочувственно и понимающе кивнула головой и проговорила, уже полностью успокоившись:
– Ну, хорошо… Идите…
«Школа». Офицерское общежитие…
…Уставшая, после целого дня напряженных занятий с курсантами, Мила прикрыла за собой дверь входную дверь, и пошла по, тускло освещенному коридору общежития к двери своей комнаты, когда за ее спиной открылась другая дверь, и сонная женщина-комендант выглянула в коридор:
– Сизова… Тебе письмо…
Мила тут же подбежала к коменданту и посмотрела ей в глаза:
– От кого?
– Я чужих писем не читаю, дочка… Тебе лучше знать, от кого.
– И улыбнулась совершенно по-матерински.
– Смотри-ка? Не успела приехать, а уже вдогонку письма летят? На! Держи уж!.. А я спать пойду…
Она протянула лейтенанту белый бумажный «треугольничек» письма и тут же закрыла за собой дверь…
– Спасибо вам, Анна Матвеевна… - Прошептала Мила, и посмотрела на письмо глазами, светящимися радостью.
Через минуту она уже открыла свою дверь, и на пол ее «холостяцкого» жилище упал клин слабого света из коридора…
Мила пощелкала выключателем, но свет почему-то так и не загорелся… Тогда лейтенант бросила это бесполезное занятие, подошла к столу, и зажгла настольную лампу под абажуром, и только после этого прикрыла за собой дверь комнаты.
Быстро стянув с себя полевую офицерскую сумку, повесила ее на, вбитый в боковую стенку шкафа, гвоздь. Возвращаясь к столу, на ходу сняла с головы пилотку, расстегнула ремень, бросила все это на стол возле лампы… Поправила простыню, висевшую на окне вместо занавески - женщина, даже в армии, всегда оставалась женщиной…
Расстегнула ворот гимнастерки, бросила подушку в изголовье и легла на скрипучую кровать, не снимая сапог, с наслаждением вытянув натруженные за день ноги…
«…Сережка!
– Она посмотрела на бумажный «треугольник», словно боялась его потревожить.
– Написал его, наверное, в тот же день, когда я уехала или на следующий… Я-то сюда быстрее добралась, чем почта сработала, но все равно… Всего-то меньше десяти дней прошло, и вот оно, письмо!.. Сереженька мой!..»
Она торопливо вскрыла письмо, и стала с жадностью вчитываться в каждое, написанное таким знакомым, твердым и уверенным почерком слово… …Прошло всего несколько минут, а Мила уже лежала на кровати с закрытыми глазами. Но… Нет, она не спала!.. На ее губах блуждала легкая, мечтательная улыбка очень счастливой женщины, а на груди лейтенанта лежало, уже прочитанное несколько раз, и даже выученное наизусть письмо ее капитана Николаева…