— Президент Брюстер.

Он поднял глаза. МакНили протягивал ему телефонную трубку. Фэрли не слышал звонка. По крайней мере, МакНили не сказал: «Этот дерьмовый Наполеон».

Он взял трубку и сказал в микрофон:

— Фэрли слушает.

— Подождите минутку, господин Фэрли. — Это был секретарь Брюстера.

Затем раздался голос Брюстера:

— Клифф.

— Хелло, господин президент.

— Спасибо, что подождал. — Ненужная любезность — Фэрли было некуда идти. Гнусавый, с орегонским выговором голос Брюстера звучал устало. — Билл Саттертвайт только что говорил с врачами из Уолтер Рида. Старина Декс Этридж в полном порядке.

— Они уже отпустили его?

— Нет, они хотят еще позаниматься с ним денек-другой, провести несусветное множество анализов, как они это любят. — Ему было слышно, как президент содрогнулся на другом конце телефонного кабеля, протяженностью около шести тысяч миль. — Но с Дексом ничего не случилось, он выглядит великолепно и даже щеголевато. Я всегда говорил, что одной затрещиной республиканца не свалишь.

— Все мы в какой-то степени слоны. [3]

Ответом на это был взрыв лающего смеха на другом конце провода, после чего Брюстер прочистил горло и сказал своим обычным голосом:

— Клифф, я собираюсь сегодня вечером обратиться к народу. По твоим часам будет уже поздно, но я бы попросил тебя воздержаться от любых заявлений с твоей стороны до тех пор, пока я не сделаю собственное.

— Конечно, господин президент.

— Кроме того, я буду очень признателен тебе, если ты поддержишь меня. Сейчас нам как никогда нужно показать солидарность в этом вопросе.

— Я тоже так думаю, — осторожно ответил Фэрли, не желая связывать себя необдуманными обещаниями. — Вы не будете возражать, если я узнаю, в чем состоит суть заявления?

— Нисколько. — Брюстер придал своему голосу оттенок доверительности и конфиденциальности. — Я собираюсь говорить жестко, Клифф. Очень жестко. Здесь полно сумасбродов с громкими голосами, и мы не можем позволить себе дать им время начать вещать направо и налево о подпольных заговорах и стрелять в нас так, как это было, когда убили Кеннеди. Есть риск того, что начнется паника, и я хочу устранить его.

— С помощью каких действий, господин президент? — Фэрли вдруг ощутил легкое покалывание в затылке.

— Мы только что провели чрезвычайное заседание Национального Совета по безопасности с участием различных заинтересованных сторон — спикера, некоторых других. Я объявляю чрезвычайное положение в стране, Клифф.

После секундного замешательства Фэрли произнес:

— Я думал, вы поймали террористов.

— Да, у нас есть несколько чертовски быстрых парней, и я благодарен Богу за это. Они задержали этих грязных выродков прежде, чем они успели удалиться от Холма на два квартала.

— Тогда о каком чрезвычайном положении мы говорим?

— В этом деле еще кое-кто замешан — пять или шесть человек, которые еще не пойманы, может быть, их больше.

— Это достоверные сведения?

— Да, я уверен. Мы точно знаем, что в это дело было втянуто больше людей, чем схвачено непосредственно на месте действия.

— Вы объявляете чрезвычайное положение главным образом для того, чтобы выследить горстку заговорщиков?

— Мы не знаем, сколько их, но даже не в этом дело, Клифф. Суть в том, что нам нанесли удар. Вашингтон выведен из равновесия. Теперь только Богу известно, сколько банд этих кровожадных животных втянуто в эту заваруху — а что, если они решат форсировать события и раздуть ту самую великую революцию, о которой они всегда вопили? Что, если волна насилия будет нарастать до тех пор, пока в каждом городе и в каждом штате по всей стране не начнет выползать бесчинствующая мразь, убийцы, стреляющие и подкладывающие бомбы? Мы обязаны опередить их, Клифф. Мы должны продемонстрировать, что это правительство в состоянии реагировать быстро и решительно. Мы обязаны обуздать этих ублюдков, мы обязаны показать свою силу.

— Господин президент, — медленно произнес Фэрли, — у меня начинает появляться чувство, что вы говорите о массовых облавах подозрительных личностей по всей стране. Именно это вы подразумеваете под чрезвычайным положением? Чрезвычайные полномочия?

— Клифф, — теперь голос стал проникновенным и переполненным искренности. — Я думаю, что мы все одинакового мнения об этом, весь народ нас поддержит. И либералы, и умеренные, и консерваторы — мы все вместе. Мы все сыты по горло жестокостью. Мы все огорчены и чувствуем отвращение к насильникам. Настало время, Клифф, и мы должны объединить усилия, чтобы покончить с экстремистами, разнузданными животными. И если мы не сделаем этого, только Бог сможет спасти нашу страну. Если мы не остановим их прямо сейчас, они будут совершенно уверены, что никто никогда не будет их удерживать.

— Понятно.

— И в то же время, — быстро продолжал президент, — я хотел бы показать пример скорого правосудия над теми преступниками, которых мы поймали. Этим мы могли бы удержать других от повторения попыток подобного рода, дав им понять, что наказание неминуемо и сурово. Я не собираюсь показывать заседание суда по телевизору, но я хотел бы, чтобы люди знали, что нет никакого повода для беспокойства — что мы предпринимаем все необходимые шаги, чтобы сохранить порядок, что эти убийцы находятся у нас в кулаке и мы готовы содрать сних шкуру, если потребуется. Я собираюсь сделать жесткое заявление, Клифф, потому что, я думаю, это именно то, что люди хотят услышать. И я хочу сделать это до того, как газеты захлестнет поток крокодиловых слез об этих несчастных запутавшихся детях и бесплодные рассуждения о том, виновны ли они или это наша общая беда. И тому подобная чепуха. — Президент перевел дух. — Прежде чем они раздуют эту кампанию, я собираюсь поставить этих ублюдков перед публичным судом. Они глазом моргнуть не успеют.