Лайм повернулся и поднял брови перед лицом стоящего рядом Шеда Хилла. Через несколько секунд до того дошло, в чем дело, и он бросился наружу с несколько запоздалым послушанием, чтобы запустить механизм массового поиска «Марии-Линды». Лайм в это время не отпускал Мендеса, обрушивая на него вопросы, как удары молота, завернутого в мягкую ткань. Появились некоторые детали, но среди них не было ничего значительного. Он продолжал разговор в течение часа и затем отпустил Мендеса, поблагодарив его. Некоторые моменты в рассказе заинтересовали Лайма, в первую очередь адрес, который сообщил рыбак, и он немедленно послал полицейского разыскать жену Лопеса.

Она появилась в четверть одиннадцатого. Усталая женщина. Несмотря на ее полноту, признаки красоты оставались в ее черных глазах и руках с длинными пальцами. Лайм говорил с ней напрямую: он сказал ей о серьезности положения, в котором оказался ее муж, он предложил ей деньги — десять тысяч песет — и задал вопрос: что она знает об арабах, которых ее муж взял с собой в море в понедельник ночью?

Он вручил ей ее десять тысяч; еще двадцать тысяч он держал в руке. Женщина говорила, не отрывая глаз от денег. Лайм бесстрастно слушал переводчика. Они пришли к Лопесу в воскресенье, после церкви, трое мужчин-арабов и одна женщина-арабка, у которой лицо было закрыто тканью. Они сказали, что они из Марокко. Их брат умер в Барселоне, но им не удалось получить разрешение властей на то, чтобы переправить тело из этой страны. Они сказали, что для бедуинов очень важно, чтобы умершие были похоронены со своей семьей. Они признали, что это противозаконное дело, контрабанда, но они взывали к чувству сострадания Лопеса и предлагали большие деньги. Конечно, Лопес знал, что значит быть похороненным в освященной земле. Госпожа Лопес не могла сказать, насколько велика была предложенная сумма, но, вероятно, она составляла пятьдесят тысяч песет или больше, плюс топливо, накладные расходы.

Видела ли она арабов вблизи? Нет, она не видела их вообще; Лопес описал их как четырех арабов — трое мужчин и женщина. Она протянула руки к Лайму: была зима, а жизнь рыбака безжалостна. Они ничего не слышали о похищении.

В дверях гаража его встретил Шед Хилл:

— Ради Христа, — жалобно сказал он.

— Что?

— Она у них уже двадцать четыре часа.

— Что у них?

— Корабль. «Мария-Линда».

От Паламоса до того места, где в среду утром пограничники нашли «Марию-Линду», севшую на мель с подветренной стороны от волнолома, было пятьдесят минут полета на вертолете. Она висела над водой под головокружительным углом, с туго натянутой якорной цепью. Но во вторник ночью не было шторма, и ветер с тех пор дул свежий, но не чудовищный.

К тому времени, как вертолет Лайма приземлился, прибыл капитан Гвардии, чтобы показать ему все, что испанская полиция собрала по этому делу. Обычно это заняло бы гораздо больше времени, но в обычных условиях никому в Гвардии не жжет задницу.

Тело передали в полицейский морг в Барселоне. Лопеса нашли мертвым на берегу, на виду у севшей на мель лодки. Дюны скрывали его от берегового шоссе, которое в этом месте шло непосредственно вдоль побережья Средиземного моря. Они находились севернее мыса Крюс, до французской границы было всего семь километров.

На Лопесе обнаружили несколько, ножевых ран, оставленных не одним ножом. Оружие не нашли. Убийство расследовалось, но до сих пор в нем отсутствовала связь с похищением Фэрли, и поэтому никто не обратил на него внимания Лайма.

На гладких деревянных поверхностях внутри лодки было найдено несколько нечетких отпечатков пальцев; их фотографии имелись в папке, которую только что вручили Лайму. В это время с этими отпечатками работали в Мадриде; и как только звонок Хилла поставил в известность Гвардию, их копии были отправлены в Интерпол и в Вашингтон. Предполагалось, что большинство отпечатков принадлежало Лопесу, но все тщательно проверялось, для сравнения и отсева ненужной информации проводили дактилоскопию трупа.

Гвардеец состоял в чине капитана, это был педантичный полицейский с профессиональными интонациями в голосе. Пока холодный серый ветер гонял по морю волны и швырял песок в лицо, этот голос монотонно гудел, сообщая Лайму подробности. Между шоссе и берегом были найдены следы шин, показывающие, что машина спустилась с дороги и проехала по небольшому мысу: очевидно, ее пассажиры осматривали берег. Там она развернулась к морю и остановилась, возможно, для того, чтобы вспышками фар подать с берега сигнал. Между убийством и временем его обнаружения поднялся и схлынул прилив; следы ног остались только на самом верху, около тела и отпечатков шин. Отъезжавшая машина была значительно тяжелее, чем до остановки, и отпечатки шин сливались с шоссе в южном направлении, указывая на то, что машина приехала с юга и уехала на юг, повторяя пройденный путь. К сожалению, песок был слишком мягким, чтобы определить рисунок протектора. Ширина колеи позволяла сделать вывод о расстоянии между колесами, стандартном для средних размеров автомобиля или маленького грузовика.

Что касалось брошенной лодки, причину этого объясняла проржавевшая насквозь труба, по которой топливо поступало к двигателю; бензин вылился, и двигатель остановился.

Для Лайма во всем этом просматривалась только одна недвусмысленная улика: это прямое указание на намерения похитителей. Лодка Лопеса разбилась севернее места своего отплытия. Отсюда следовал вывод, что они направлялись во Францию или Италию.

Так могло показаться на первый взгляд, и, поскольку похитители не были беззаботными людьми, следовало предположить, что они не пытались это скрыть: они могли достаточно легко затопить, лодку и не оставить следов шин. Так обстояло дело. Они выставили это напоказ и не уничтожили следы. Тело Лопеса и лодку. Ожидалось, что все будет обнаружено.

Лайм должен был правильно прочитать это. Они сообщали ему, что направляются на север. Теперь вопрос состоял в том, хотели ли они, чтобы он искал их на севере, или, напротив, они ждали, что он будет более проницателен и отправится выслеживать их на юг.

Существовало много уровней игры. Первый уровень: если появилась улика, ей следует верить. Второй уровень: если это слишком очевидный ключ к поискам, его надо считать ловушкой, сработанной для того, чтобы они впустую потратили время и силы; это была настолько очевидная улика, что ее следовало отбросить в сторону. Третий уровень: поскольку само собой напрашивалось намерение отбросить ее в сторону и сделать обратное, возможно, ее все-таки следовало принять во внимание, потому что похитители сделали ее вопиюще очевидной для того, чтобы запутать преследователей. Четвертый уровень: похитители предвидели возникновение такой дилеммы и хотели, чтобы Лайм дошел до конца в своих рассуждениях и вернулся к исходной точке и остановился на ней за неимением лучшего, потому что все остальные шансы были равны, а улика оставалась уликой, и даже если она была подстроена, из нее можно было извлечь нечто такое, чего не ожидали обнаружить.