Но это был как раз тот случай, когда поздно сожалеть о том, что не научился чему-то заранее. Освобождаться мне нужно было в любом случае, если я не хотела проиграть затеянную мной партию в самом начале.

Воспользовавшись тем, что полицейский вцепился в мою чадру, я, как ящерица, извернулась у него в руках и выскользнула из своего одеяния. Он закричал что-то на своем персидском языке, и я поняла, что на его крик выбежит из чайханы второй полицейский. Дальше медлить было нельзя. И я воспользовалась древнейшим приемом, который применяли женщины против мужчин в безвыходных ситуациях. Я резко ударила его ногой в пах и тут же бросилась к машине.

Завести джип с еще горячим двигателем было секундным делом, благо ключ торчал в замке зажигания.

Я дала задний ход и, слегка вывернув руль, сбила разинувшего от боли рот, но все же сумевшего вскинуть автомат полицейского в пыль перед чайханой. Затем надавила на газ и помчалась по площади, распугивая стягивающихся на вечернюю молитву жителей городка. Сзади раздалась автоматная очередь, но я не стала оглядываться, чтобы узнать, кто стреляет — второй охранник, который выбежал на шум из чайханы, или тот, которого я сбила машиной.

Меня занимала только одна мысль — как мне вырулить на дорогу, которая шла вдоль побережья на запад. Передо мной мелькали какие-то похожие друг на друга заборы, и я на миг даже испугалась, что не найду выезда из этого лабиринта, когда передо мной блеснуло наконец Каспийское море и я даже радостно вскрикнула.

Полицейский пост со шлагбаумом на выезде из городка оказался для меня неприятным сюрпризом. Шлагбаум был опущен, возможно, постовых уже предупредили, что в их сторону движется джип, угнанный у полицейских какой-то сумасшедшей женщиной. Я видела стоящих у шлагбаума полицейских с автоматами, но раздумывать мне было уже некогда.

На полном ходу я сшибла высоким бампером полосатый шлагбаум и успела заметить, как округлились глаза у одного из полицейских, который не мог оторвать взгляда от покрывала на моем лице.

«К черту эти тряпки! — подумала я. — Из-за них дорогу плохо видно!»

И принялась на ходу избавляться от лишней одежды. Проехав еще километров пять по совершенно пустынной прибрежной дороге, я избавилась от сковывающих движение широченных черных шаровар, а также от юбки, оставшись в одних полосатых штанах и плотной серой рубахе.

На указателе топлива красовался какой-то незнакомый мне значок, который я, повертев его в уме и так и этак, расценила как — «полный бак». Это было очень приятное открытие.

Дорога плавно поворачивала вместе с побережьем к северу, и это было еще одно приятное открытие. Оно означало только одно — граница с каждым километром становится все ближе, хотя я и не совсем была уверена — какая граница? По-моему, ирано-азербайджанская… А может быть, ирано-армянская? Да нет, Армения не выходит к Каспийскому морю. Ну что ж! Азербайджан — это тоже неплохо! По крайней мере, гораздо лучше, чем республика Иран…

Раздавшаяся сзади автоматная очередь и свист обгоняющих меня пуль заставили меня пригнуться за рулем и еще сильнее надавить на газ. По моим расчетам, мне нужно было проехать до границы километров тридцать. Это, конечно, если дорога идет до самой границы…

Там будет еще один сложный момент. Я засомневалась, что мне так же с лету удастся преодолеть пограничную заставу, как я раскидала полицейский пост на выезде из города, в котором держал нас в плену Мизандар.

Я внимательно пригляделась в зеркальце заднего вида, кто меня преследует. Оказалось, за мной гнались два таких же джипа. Значит, шансы наши равны! Если не считать того, что у меня оружия нет совсем, а у моих преследователей — автомат у каждого. Я посмотрела еще раз и только в одной машине насчитала приблизительно четыре человека. Или три. Но уж никак не меньше. Итого, самое малое, шестеро! Неплохой расклад! Что делать?

Второй раз за прошедшие сутки вставал передо мной этот вопрос, и я опять не знала, как на него ответить. Тем более что джип мой начал потихоньку чихать и терять скорость. Меня явно догоняли. Это видно было хотя бы по тому, что выстрелы стали прицельнее, точнее. В переднем стекле моего джипа появились две круглые дыры с разбегом извилистых трещинок от каждой.

— Черт! Подстрелят же, как куропатку! — пробормотала я, с надеждой вглядываясь в дорогу впереди.

Когда меня уже почти догнали и пули уже полностью выбили лобовое стекло, я с радостью заметила, что дорога резко сворачивает в горы… Я, кстати, недоумевала: если им так хочется меня убить, почему они не стреляют по колесам? Достаточно пары точных выстрелов — и меня вынесло бы на скорости на каменистую обочину, что неизбежно закончилось бы немыслимым кульбитом джипа вместе со мной. Я разбилась бы в лепешку, и машина — тоже.

«Господи! — даже простонала я от столь простой догадки. — Им же машину жалко! Они разозлились только из-за того, что я угнала их машину. А в этом городишке, как мне показалось, машин вообще немного…»

Это было уже кое-что в борьбе против вооруженных, но обиженных на меня полицейских.

«Ах, вам очень жалко свой драндулет? — подумала я. — Сейчас вы получите возможность полюбоваться его последним полетом…»

Мой расчет был очень прост — я хотела использовать инерцию психологического чувства. Какое чувство движет сейчас всеми этими людьми, которые гонятся за мной? Скорее всего — стремление вернуть принадлежащую им машину. Что они будут делать, увидев, как эта машина летит в пропасть? Переживать будут! По инерции будут думать о машине, а уже потом, когда пройдет первая реакция, вспомнят и обо мне. Значит, у меня есть по крайней мере несколько минут, чтобы уйти от дороги как можно дальше. Уверена, что в горах они преследовать меня не станут. Иранцы, как я успела заметить, ленивы и склонны больше к сибаритству, чем к фанатической агрессии.