– Здравствуйте, Леонид Ильич!
– поздоровался я с встретившим нас Брежневым.

Подруга тоже поздоровалась, но из-за волнения как-то невнятно.

– Здравствуйте, здравствуйте!
– сказал он, с любопытством глядя на нас.
– Садитесь, молодые таланты! Вы, я смотрю, в отличие от меня, уже черные, как папуасы. Давно на море? Не надоело?

– Пока только три недели, - ответил я.
– Маловато для того, чтобы надоело море, особенно в нашем возрасте. А в Ялте мы еще не были.

– Что знает твоя подруга?
– перестав улыбаться, спросил Брежнев.

– Кто я и откуда, о будущем мира и судьбе Советского Союза, - ответил я.
– Но только в самых общих чертах, без каких-либо подробностей. Большего я рассказывать не стал, да она и сама не рвется узнать. Если у нас будет серьезный разговор, Люсе на нем лучше не присутствовать.

– Хорошо, - одобрительно кивнул Брежнев.
– Девушка, попросите Валерия показать вам парк. Там есть, на что посмотреть. А мы пока поговорим.

Люся послушно вышла, а Брежнев сел в кресло, кивнув мне на другое.

– Почему не пришел ко мне?
– спросил он.

– Вы же знаете ответ, - сказал я.
– В основном причина в роли Машерова. Да и трудно мне было бы на вас выйти. Я и к Машерову попал, когда он еще не был Первым секретарем, причем случайно. Хотел опустить ему в почтовый ящик письмо, но не знал номера квартиры. Начал спрашивать и нарвался на его жену. А тут как раз приехал на обед Петр Миронович. Повезло еще, что он узнал меня из-за песен, вряд ли он потащил бы в свой дом первого попавшегося мальчишку. А письмо с моими фантазиями, как он сам сказал, читать бы не стал. Я там в шапке написал несколько деликатных сведений, так что в ведро он бы его не бросил, отдал бы в КГБ. Кто его знает, чем бы все закончилось. А с вами могло быть еще хуже. И потом, я вам не совсем доверял.

– Вот как?
– удивился он.
– Это почему же?

– С вашего одобрения свернули реформу Косыгина, которая дала мощный толчок всей экономике, да и покушение на Машерова наверняка организовали люди из бывшего вашего окружения. Если бы Петр Миронович из-за инвалидности не покинул пост генерального секретаря, Горбачева с его перестройкой просто не было бы. Не было бы и развала Союза и многого того, что произошло впоследствии.

– Ты откровенен, - заметил он.

– А вам нужна правда или моя лесть?
– спросил я.
– То, что могу вам рассказать я, больше никто не расскажет.

– Расскажи обо мне, - попросил он.
– Как прошла моя жизнь? В твоих отчетах только десяток дат.

– О вас я знаю слишком много, - сказал я.
– И хорошего, и плохого. Очень надеюсь, что в этой реальности плохого будет меньше. Я не стал ничего этого писать в отчетах. Вам расскажу, остальным знать необязательно. Ничего этого пока нет, если захотите, то и не будет.

– Ну что же, - сказал он.
– Спасибо, я это запомню.

Я рассказывал долго, почти всю правду, которую о нем знал, если не считать поправки, внесенные командой Машерова.

– У вашей жены потом отобрали все подарки, включая ордена и маршальскую саблю, Галина спилась и закончила свою жизнь в психиатрической больнице, и только у Юрия жизнь сложилась нормально. Ваш прах извлекли из кремлевской стены и перезахоронили, а в сатирической передаче "Куклы" вас высмеивали пару лет, пока не заменили другим. Это было уже в девяносто четвертом, после развала СССР. Но тогда над многими издевались.

– Ты не врешь, - сказал он, когда я закончил.
– И за что? Пусть я в чем-то ошибся, но вот так перечеркнуть все? Для чего работать, не щадя себя, если потом все равно смешают с грязью?

– Надо попытаться сделать так, чтобы не смешали!
– сказал я.
– Люди оценивают вождей не по усилиям, а по результатам. Сейчас вы знаете, что вас ждет. Может быть, не все, но многое можно исправить. Во многом вы сами развалили свое здоровье, а это потом очень сильно сказалось. Вся эта череда наград, которая так многих раздражала. Я вообще никогда не понимал, зачем давать звезды героя многократно. Но главное - это экономика. Большинство воспринимает жизнь через живот. Если бы уровень жизни продолжал расти, на многое просто закрыли бы глаза. Ну есть у человека страсть к наградам, так мало ли у кого какие слабости? Зато при нем живем так, как еще никогда не жили! Я, Леонид Ильич, жил и при социализме, и при капитализме тоже. Причем при капитализме уже в конце жил в полном достатке. Только когда есть все, начинаешь понимать, что обильная еда, квартира и гора барахла это еще не все, что нужно человеку для счастья. Голодному это заметить трудно.

– Когда я читал о развале СССР, в это просто не верилось.

– Если бы мне кто-нибудь в прошлой жизни такое сказал даже в году восьмидесятом, я бы тоже не поверил, - сказал я.
– Это было несчастье похуже капитализма. Мало того, что всех развели по республикам, так еще сразу же начали искать в соседях врагов. Как будто не жили бок о бок сотни лет. Это и потом аукнулось всему миру. Никто не вкладывал столько средств в фундаментальные исследования, а когда они прекратились у нас, американцы живо и у себя почти все посворачивали. Я вам многое могу рассказать о том времени, и не только в цифрах. Когда читаешь цифры и факты за ними трудно увидеть трагедию миллионов людей.