Шрифт:
— Кто ты такой? — резко спросил мужчина, тут же оттесняя Ветровского в глубь квартиры.
Глаза у него были совсем как у Женьки.
— Стас, то есть, Станислав Ветровский. Мы с Женей учимся вместе.
— Что ты здесь делаешь, и где мой сын?
— Он в комнате, спит, — юноша вкратце пересказал события этого дня.
— Даже так? Спасибо. Меня зовут Георгий Антонович, и я, как ты понял, отец Евгения. Подожди на кухне, я посмотрю, как он там.
Ждать пришлось недолго. Уже через пять минут Алфеев-старший вышел к Стасу.
— Пока спит, — ответил он на немой вопрос студента. — Так, сколько ты заплатил врачам?
— Триста пятьдесят евро, — честно ответил Ветровский. Он был рад, что удастся получить деньги обратно — в конце концов, от этого богача явно не убудет.
— Хорошо. Держи, — Георгий Антонович протянул парню тысячную купюру. — Мельче у меня нет. А теперь послушай: если ты думаешь, что с Женей удобно дружить, потому что у него богатый папа — оставь эту затею. Я помогаю сыну, но только с работой. Получает он не так много, чтобы бросать подачки прихлебателям. За сегодня я тебя поблагодарил, но на большее не рассчитывай.
Стас почувствовал, что в глазах темнеет от ярости. Стек сейчас бросился бы на обидчика с кулаками, а возможно — и с кухонным ножом, так соблазнительно лежавшим на расстоянии вытянутой руки. Но Стас сдержался. Его лицо окаменело, взгляд стал совершенно безэмоциональным.
— А теперь вы, Георгий Антонович, послушайте меня. Я не знал, кто отец Жени — это первое. Я помог бы ему в любом случае — это второе. Мне не нужны ваши подачки и благодарности — это третье, — он бросил купюру на стол. — Если вы сумеете через Женю передать мне потраченные мною триста пятьдесят евро — я буду благодарен. Это четвертое. И наконец, пятое — если вы считаете, что все в этом мире меряется деньгами и делается ради денег — мне вас жаль, — он развернулся, намереваясь уйти, но удивленный голос собеседника остановил его на пороге кухни.
— Подожди, Стас, — юноша обернулся. Георгий Антонович стоял, чуть склонив голову на бок, и в его глазах читалось изумление пополам с каким-то еще чувством, которое Ветровский разобрать не мог. — Подожди. Извини, я тебя обидел. Деньги возьми — это не подачка, это благодарность. Ты пропустил пару, потратил свои деньги на такси, сидел здесь вместо того, чтобы идти домой.
— Я это делал не ради денег, — запальчиво возразил юноша.
— Это я уже понял, — Алфеев усмехнулся. — Тем не менее, лишними они тебе не будут. А еще у меня к тебе есть просьба.
— Какая? — Стас насторожился.
— Как ты понимаешь, Женя в ближайшее время не сможет посещать институт. Он и так плохо учится, нельзя, чтобы его выгнали. Ты не мог бы приходить к нему после занятий, рассказывать, что было на уроках и помогать проходить материал? Я понимаю, что у тебя много своих дел, может, работа, или что-то еще. Я заплачу за услугу.
— Не надо мне ничего платить. Я и так собирался приезжать. Это все? — холодно поинтересовался он.
В глазах Георгия Антоновича мелькнуло что-то странное — и он вдруг улыбнулся.
— Идеалист. Как ты собираешься жить со своим идеализмом? Даже нет, не так. Как ты собираешься с ним выживать?
— Как-нибудь выживу, — буркнул Ветровский, почему-то чувствуя себя виноватым.
— Наверное, это правильно, — протянул Алфеев. — Что ж, удачи тебе. Понадобится. А деньги все же возьми — едва ли ты полностью обеспечиваешь себя сам, и едва ли твои родители так богаты, чтобы отказываться от тысячи евро. Это не оскорбление, я просто хочу поблагодарить, как могу.
— Хотите поблагодарить — побольше общайтесь с сыном, — бросил Стас, сгреб со стола купюру — в чем-то бизнесмен был прав, в семье деньги лишними не будут, и направился к двери, чувствуя спиной задумчивый взгляд.
К Женьке он приехал на следующий день. Тогда-то Алфеев-младший, давясь слезами, и рассказал о своих взаимоотношениях в семье.
Нельзя сказать, что после этого ребята стали друзьями — скорее, хорошими приятелями. Дружба проверяется временем, а время еще не прошло. Но именно Женька оказался первым, кому Стас дал почитать книжку в синей обложке, столь кардинально изменившую жизнь его самого.
И сегодня в столовой Ветровский искал Алфеева взглядом, чтобы задать такой простой и обыденный вопрос: «Ну, как тебе?».
III. VII
Ум, красота и талант
— Все заслонил прейскурант!
Преподаватель уголовного права откинулся на спинку высокого стула, закинул ногу на ногу, и начал отмечать на мониторе результаты семинара. Второкурсники, прекратив даже перешептываться, следили за движениями его руки, пытаясь угадать — напротив какой фамилии какая ставится оценка.