Анхела села откинулась на спинку кресла и торжествующе улыбнулась. В её глазах вспыхнули огоньки.

— Прекрасная новость! Надеюсь, теперь, порвав с этой красной бандой, он не откажется принять портфель министра труда… Так я жду тебя, Саманта. И кстати, сообщи госсекретарю, что в девять часов я собираюсь провести заседание кабинета. Пусть обеспечит явку всех министров.

— Будет сделано.

— Тогда поспеши.

Закончив разговор с Самантой, Анхела повернулась ко мне.

— Ты всё ещё здесь?

Я отвесил церемонный поклон:

— Да, ваше величество. Покорнейше прошу извинить мне мою дерзость, но не соблаговолите ли вы…

— Прекрати паясничать, Кевин!

— Ладно. Теперь я знаю, что ты будешь делать после ужина. А потом?

Анхела вздохнула.

— К одиннадцати приходи ко мне.

— Прямо в твои покои?

— Да.

— Но что подумают… — я осёкся, встретившись со взглядом Анхелы.

Находись я ближе к ней, то непременно заработал бы ещё одну пощёчину. Видимо, это начало входить у неё в привычку… впрочем, как у меня — нарываться.

Покидая приёмную, я разминулся в дверях с худощавой симпатичной женщиной лет тридцати пяти. Мы поздоровались, и по голосу я узнал ту самую Саманту. Она была белокурой и голубоглазой. Чисто машинально я посмотрел на её руку и, увидев на безымянном пальце обручальное кольцо, украдкой облизнулся. Всё-таки трудно избавиться от старых привычек!

В гостиной наших апартаментов Дженнифер, полулёжа на диване, смотрела по визору выпуск новостей. Молодой обозреватель явно правой ориентации восторженно вещал о расколе среди левых и рассуждал о будущей расстановке сил в парламенте в случае вступления социалистов в правительственную коалицию.

— …Пока ещё рано делать прогнозы о возможном исходе голосования по вносимой Короной поправке, изменяющей порядок престолонаследования, но уже очевидно, что сейчас парламент как никогда близок к принятию положительного решения по этому наболевшему вопросу. Раскол в рядах левой оппозиции обнажил зревшие годами глубинные противоречия…

Заметив меня, Дженнифер приняла сидячее положение и уменьшила громкость.

— Привет, — сказал я, присаживаясь рядом с ней. — Как себя чувствуешь?

— Просто сражена наповал, — ответила Дженнифер по-валлийски. — До сих пор не могу прийти в себя.

Она говорила правильно, практически без акцента, и довольно бегло, а слова слетали с её губ не то чтобы непринуждённо — скорее, бесконтрольно. Я догадался, что Бренда обучила Дженнифер языку под гипнозом, и в мыслях пожурил тётушку за то, что она прибегла к такому, далеко не безвредному, методу.

— Это трудно сразу принять, — сказал я. — Это требует времени.

— Да, — кивнула Дженнифер. — Мне нужно время, чтобы ко всему привыкнуть. К счастью, времени у меня навалом. Я всегда считала несправедливым, что человеческая жизнь так коротка.

— Что ж, справедливость восторжествовала. По крайней мере, в твоём случае.

— Ты хочешь сказать…

— Нет, Дженни. Я не хочу сказать, что бессмертие плохо. Плохо то, что этим замечательным даром обладает лишь жалкая горстка людей. А вот это несправедливо.

Дженнифер пододвинулась ближе и положила голову мне на плечо.

— Знаешь, о чём я сейчас думаю?

— Догадываюсь. Ты думаешь о том, как тебе повезло, что раньше была одинока. У тебя не было близких друзей, сильной привязанности, настоящей семьи; по большому счёту, тебе нечего терять.

— Ты прав. Прежде я страдала от своего одиночества, но теперь… Да, теперь я считаю, что мне повезло.

Ещё я догадывался, что Дженнифер думает об Анхеле и сочувствует мне.

— А где остальные наши? — спросил я.

— В твоём кабинете. Расспрашивают Джо про… моего отца. А я не хочу о нём слышать.

— Не нужно ожесточаться, Дженни. Какой ни есть, Александр твой отец. Я не хочу и не допущу, чтобы ты пошла по стопам Джо.

— А что он натворил? — поинтересовалась Дженнифер. — По его поведению я поняла, что он у вас вроде изгоя.

— Не вроде, а действительно так. Джо осуждён на вечное изгнание.

— Вашим отцом?

— Нет, его судил Дом Израилев.

— Так что же он натворил? — повторила свой вопрос Дженнифер.

— Много чего, — уклончиво ответил я. — А всё из-за того, что хотел отомстить отцу.