«Забудь об этом, — посоветовал себе убийца, одеваясь. — Будет день — будет пища и все такое».

Проблемы следовало решать поэтапно. И совсем необязательно было ожидать, что предпримет Гот. То есть ждать, конечно, придется, куда денешься, но разведку местности стоит провести уже сейчас.

Двигаясь по часовой стрелке, Зверь довел до конца обследование отсека. Внутри больше никаких сюрпризов не обнаружилось. Уже хорошо. Дверь… нет, дверь не открыть. Стена рядом чуть треснула, но он знает, что она треснула. Потому что чует. А вообще-то тонкая сеть микротрещин на прочности особо не сказалась. Это в бессознательном состоянии можно совершать убийственные подвиги, щедро расходуя остаток сил, а сейчас, в здравом уме, повторить фокус с дверью уже не получится. Хорошо хоть, сил в избытке. Жизнь всего одна, зато капелек, выжатых из сотни посмертных даров, хватает, чтобы чувствовать себя относительно комфортно… Так. А что это за дверью? Оно затаилось и ждет…

Зверь «прислушался», «потянулся» и натолкнулся на столь же напряженное внимание с той стороны. Чужая, неживая, лишенная эмоций готовность убивать, лишь только появится возможность убить.

Оружие? Нет. Оружие ведет себя иначе. Однако это, то, которое за дверью, очень знакомо. Поймать бы только, вспомнить… Ну, Зверь, кто хвастался, что никогда ничего не забывает?

Готовность убить. Убить. Потому что в этом смысл существования.

Нет. Не ты. Другое. Неживое.

Таймер.

Зверь выдохнул и отошел от дверей.

Таймер и заряды взрывчатки. То есть это у него был таймер. Когда он обвешивал магистра тротилом, выставлял время, рассчитывал действия своей жертвы с точностью до секунды. У него был таймер. А там, снаружи, что-то другое, и ожидает оно иначе, но похоже. Очень похоже.

И чего оно ждет, скажите на милость?

Впрочем, это-то как раз ясно. Ждет оно Зверя, Зверя, который каким-то чудом сумеет выбраться из клетки; опасного, голодного Зверя, убийцу, умеющего подчинять себе людей и нелюдей. Ждет, чтобы убить.

Если Зверь выйдет.

А если он не выйдет?

И тут он наконец понял. Взгляд ошалело метнулся по отсеку, по прочным стыкам стен, по низкому потолку.

Гроб. Тесный, накрепко заколоченный гроб. И комья земли вот-вот застучат по крышке.

Что сделает Гот? Да ничего. Он уже сделал. Похоронил заживо. Что может быть разумнее? Максимум безопасности и эффективности. Почему же тебя трясет, Зверь? Чего ты боишься? Порадуйся за майора, убийца, ты сам не придумал бы лучше.

Выхода нет. Выхода нет. Выхода…

хватит

…нет выхода…

Это будет огонь. Все здесь превратится в пепел. Ты сгоришь, Зверь. Скоро. Не скоро. Это страшно. Это страшнее, чем сгореть.

Страшнее, чем огонь?

Ждать. Когда он придет.

Нет. Нет, Гот, не так. Пожалуйста! Сделай это как-нибудь иначе. Сделай это быстро. Не заставляй ждать. Зверь не опасен, Гот. Для тебя не опасен… Не надо. Не убивай так…

«Хватит! — приказал он себе, едва не срываясь в безмолвный отчаянный вой. — Заткнись наконец». И сам себя обложил многоэтажно, куда там грузчикам или сантехникам.

Это помогло. Страх смутился и спрятался в самый темный и далекий уголок души,

Зверь вернулся к дверям. Снова, в который уже раз, огладил ладонями выгнутый пластиковый шит. Закрыл глаза. Слушал. Кончики пальцев врастали в пластик, становились живыми продолжениями змеящихся по двери трещин, паутинка боли, тоненькая, невидимая паутинка. Может быть, получится найти то, единственное место…

Нет. Смешно даже думать об этом.

Смешно и… опасно. То, снаружи, затаилось и ждет. Ждет, когда вздрогнет дверной щит. Один удар, всего один достаточно сильный удар — и взрыв разнесет здесь все к чертовой матери. Вот и способ умереть быстро. Но это способ на крайний случай. На самый крайний. Если выхода действительно не найдется.

И что, неужели ты и в самом деле сделаешь это сам?

Неужели сможешь?

Зверь знал, что не сможет. Он слишком боялся смерти, чтобы решиться на самоубийство. Значит, если не получится найти выход, он будет сидеть и ждать.

Ждать. Ничего больше не остается.

А выхода и вправду нет. С того дня, как получил он от магистра заказ на убийство отца Алексия, жизнь стала все больше походить на лабиринт внутри вулкана. И в центре лабиринта не Минотавр — клокочущая лава. Беги, Зверь.

Куда?

Вернуться назад нельзя. Можно только идти вперед, путаясь в одинаковых черных пещерах. Вперед. К центру.

Можно, конечно, оставаться на месте. Тогда лава рано или поздно выплеснется сама, растечется по коридорам, сжигая все.

Идти к смерти или ожидать ее?

Уйти…

Нельзя.

А где-то там, за камнем стен, за давящей тяжестью скал, высоко-высоко… Там небо.

Гот понял наконец-то: Зверя нужно убить.

Ему сейчас противна сама мысль о том, что он с такой тварью одним воздухом дышит. А уж если вспомнить, что они были в небе…