Шрифт:
— Не знаю. И знать не хочу. Но есть правило: трудно, отбивайтесь сами. Будьте мужчиной.
— Верочка... Клянусь, я этого не хотел.
— Хотели, не хотели, уже не имеет значения. Не будем больше говорить на эту тему. Андрей Викторович, я еще нужна?
Рахманов медлил. Конечно, все это могло быть инсценировкой. Но могло быть и правдой. Новлянская демонстративно посмотрела на часы. Рахманов улыбнулся:
— Нужны на два слова. Роберт Арутюнович, подпишите протокол. И можете идти.
Азизов подписал протокол и вышел. Рахманов не спеша перелистал дело. Нашел фото Клюева и Шитикова. Положил на стол перед Новлянской:
— Посмотрите. Может быть, вы кого-то из них видели? Скажем, мельком? У кого-то из знакомых. Не спешите. Это очень важно.
Новлянская довольно долго изучала фото. Покачала головой:
— Никого из них никогда не видела. Даже мельком.
Новлянскую можно отпускать. Правда, у него был еще один вопрос, который ему самому казался шальным. Впрочем, что он теряет? Спросил, спрятав фото:
— Вера Николаевна, среди ваших знакомых нет такого Лотарева?
Интересно... Новлянская явно медлит с ответом. Вот те на... Неужели она знает Лотарева? Сказал, небрежно закрыв папку:
— Если вам трудно вспомнить, могу помочь. Молодого художника Лотарева. Выпускника Суриковского института.
Новлянская знает Лотарева. Точно. Она в растерянности. Поправила волосы:
— Вы спрашиваете меня о Лотареве в связи с Азизовым?
— Пока нет. Как хорошо вы знаете Лотарева?
— Ну... знаю. Более или менее. Я покупала у него картины.
— Понятно. И давно вы знакомы?
— Точно не помню. Года два. Может быть, два с половиной.
— И каким образом состоялось знакомство?
— Ну... Я отмечала день рождения. В ресторане. По-моему, в «Белграде». Да, это был «Белград». И Лотарев пришел с кем-то из приглашенных.
— С кем именно, не помните?
— Нет. Но если надо, могу уточнить. С кем-то из молодежи...
— Вообще, вы часто встречались с Лотаревым?
— Крайне редко. И то главным образом как заказчица.
— И сколько картин Лотарева вы приобрели? Всего?
— Сейчас... Сразу не вспомнишь. По-моему, четыре картины.
— Последняя покупка была давно? — Этот вопрос Рахманов задал на всякий случай. Новлянская долго молчала. Сказала:
— Последняя месяца три назад. Летом.
— Летом, в каком месяце?
— По-моему, в июле. Да, в июле.
Интересно. Может быть, Новлянская купила картину Лотарева 9 июля? Спросил:
— Какого июля, не помните? Хотя бы в начале или в конце?
— Что, это может иметь значение?
— В какой-то степени может. Так в начале? Или в конце?
— В начале. Могу даже сказать точно. Восьмого июля.
Восьмого июля... Что ж, цифра Рахманова вполне устраивала. Каждый его вопрос будто нарочно ложится точно в «десятку».
— И где произошел акт купли-продажи? У Лотарева? Или у вас?
— Нет. Восьмого июля я устраивала ужин для друзей. В ресторане «Континенталь». Лотарев привез картину прямо туда.
— И вы с ним там же расплатились? Во время ужина?
— Нет. Лотарев куда-то уезжал. И оставил картину... для ознакомления. Я расплатилась, когда Лотарев вернулся.
— Когда? Можете назвать точную дату?
— Он вернулся дня через три-четыре. Я помню день недели. Понедельник.
— Понедельник был двенадцатое.
— Значит, двенадцатого.
— Опять же где это было? У вас? Или у Лотарева?
— У меня. Лотарев заехал ко мне в первой половине дня. И я с ним расплатилась.
— Сколько вы ему заплатили?
— Пятнадцать тысяч.
— Серьезная сумма.
Новлянская усмехнулась:
— Серьезная. Но и Лотарев серьезный художник.
— Что, у него и другие покупают картины?
— Понятия не имею. Честно говоря, меня это не интересует. Картины Лотарева мне нравятся. Это настоящее искусство. Ну а остальное... преходящее. На мой взгляд.
— Что же это была за картина? Пейзаж? Натюрморт?
— Женский портрет.
— Ясно. Вера Николаевна, вы случайно не знаете, куда уезжал Лотарев на эти четыре дня?