Шрифт:
– По всему видать, фрукт был еще тот. В довоенной Германии явно бы не потерялся.
– У нас тоже, как видишь, не потерялся. Еще неизвестно, что бы было, возьми мы его живым. Девчонки в коме, толком ничего не видели, и следов в палате никаких.
– А кровушка на кушетке? А дробь в стаканчике?
– Ну, с этим еще будем разбираться, хотя сдается мне, это он Зэфа на посошок подлечил.
– И нарвался на ответную благодарность.
– Что ж, на войне как на войне. Этот упырь всего-навсего подчищал за собой.
– Стас вздохнул.
– Ладно, это уже не наше дело. Как бы то ни было, а мы подписывались только дочь Плюснина отыскать. Вот и нечего ломать головы… Юрик, ты говорил с Кравченко?
– Само собой. Надо думать, полковник уже мчится сюда на всех парусах.
– Вот и ладушки. Приедут - им и карты в руки.
– Да уж, работки ребятам до утра хватит.
– А как быть с Машей?
– Да никак.
– Стас пожал плечами.
– Посадим в машину - и домой отвезем. Родные стены - лучшее лекарство. Не в этом же гадючнике ее оставлять.
– Надо бы и Плюснину звякнуть. Пусть отпускает своего Черкизова.
– Сейчас сделаем.
– Стас опустился на стул, извлек из кармана мобильник. Но позвонить Матвею он не успел. Стоило ему включить сотовый, как тот разразился тревожной трелью.
– Наверное, сам и звонит…
Но Мишаня ошибся. Звонили не Матвей, не Елена и даже не Диана, - звонила Марго.
– Елки зеленые! Где ты была? Я уже раз семь пытался тебя достать.
– Ребята убиты, - оборвала его Маргарита.
– Это он их убил!
– Кто «он»?
– Зэф. Тот тип, которого вы ищете. Я хотела тебе рассказать, но решила, что сумею справиться с ним сама. И ребят, дура такая, подставила. Они в него стреляли, а он их прикончил…
Стасу почудилось, что она всхлипнула.
– Погоди, погоди! Где ты сейчас находишься?
– Не важно. Главное, что Тачан с Малютой убиты. Хотели помочь мне и не сумели. Но сейчас я знаю, где искать этого гада. Надо было сказать тебе сразу, но я не решалась. А потом уже было поздно, и звонки из-под земли не проходили…
Стас уже не сидел, - он стоял, взволнованно теребя рукой край ворота.
– Я не говорила тебе, но мы выследили его с Коржиком. Однажды, когда он выходил из «Стрельца», а второй раз - в одной из контор. Там еще название такое странное. Как у сыра.
– «Гауда»?
– Точно. Он наверняка сунется туда. Там я его и встречу.
– Погоди, Маргарита! Ни в коем случае не ходи туда, ты слышишь меня? Але, Маргарита!…
Трубка ответила ему гудками. С окаменевшим лицом Зимин слепо взглянул на товарищей.
– Что стряслось, Стас?
Он не ответил. Просто потому что не услышал. В глазах его стояли лица ребятишек, с которыми он успел подружиться. Малюта - подросток с жутковатым шрамом на животе и Тачан - верный оруженосец Марго. Представить их мертвыми никак не получалось. Эту падаль по имени Альберт - потрошителя несчастных недорослей - проще простого, а вот Тачана с Малютой - никак.
– Куда ты?
На этот раз он услышал:
– В «Гауду». Там Марго и там же, судя по всему, может объявиться Зэф.
– Подожди! Мы с тобой!
Он покачал головой:
– Сначала дождитесь Кравченко. Подробно ему все доложите. Потом отвезете Машу домой.
– А ты?
– Не беспокойтесь. Буду на связи…
Глава 47
Связанный по рукам и ногам Матвей успел уже прийти в себя. Зыркая злыми глазищами из своего угла, пытался время от времени что-то сказать, но из-за сунутого в рот кляпа порождал лишь злое мычание.
– Да заткнись ты!
– Вова Клоп, один из бойцов Малыша, шагнул к лежащему, с силой пнул под ребра.
Матвей дернулся и замолк. Ожидая следующих ударов, рефлекторно подогнул под себя ноги, но больше Клоп бить не стал. То есть, может, и врезал бы еще пару раз, но сидящий за столом Черкизов лениво качнул головой:
– Не надо, Вовик. Бить лежачих, да еще связанных, - не самое благое дело.
– Так он ведь ноет и ноет, аж с души воротит!
– Значит, накопились у человечка вопросы. Имеет право.
– Черкизов шевельнул бровью.
– Ну а мы имеем право ему не отвечать.
Морща лоб, стальной пилочкой он полировал ногти, то и дело подносил пальцы близко к глазам, проверяя чистоту своей работы.
– Терпеть не могу заусеницы. Руку ли в карман сунешь или платок доставать начнешь - цепляется, пакость такая. А уж о том, чтобы погладить ножку в женском чулочке, - об этом и помыслить страшно.
Вова Клоп неуверенно хмыкнул. Перевернув автомат Калашникова стволом вниз, он присел на табурет - чуть поближе к печке, откинув заслонку, бросил в пылающий зев сосновое полешко. Какое-то время зачарованно, совсем как ребенок, смотрел в огонь. Лицо его от пламенных отблесков приняло бронзовый индийский оттенок.