— Твой брат может хотеть твоей смерти. Твоя сестрица может тихо тебя ненавидеть. Твой друг может оказаться совсем не другом, а человеком, который просто тебя нанял. Купил за конфеты и три мраморных шарика. И все годы помнил про эти самые шарики, потому что папаша его — бакалейщик. Деловой человек. И сынка таким же деловым научил быть. Помнить о том, сколько и за что уплочено.

— Какой бакалейщик?

— Да так. Никакой, — он тряхнул головой и, зажмурившись, потер глаза ладонями. — Лады, проехали. Забудь. Я сам дураком был. И ты теперь дурак, если ищешь сложных объяснений, там где сойдут простые.

Еще пара кругов по комнате и пинок дубовому комоду.

— Твой братец подговорил твою сестричку помочь в решении проблемы.

— Это невозможно.

— И почему же?

— Да потому, что если бы Ульрик хотел меня убить, он бы это сделал! Он помогал инсценировать самоубийство. И он привел шлюп к "Лунному страннику". А если бы не привел, то…

Персиваль застыл.

— …то наше знакомство вряд ли бы состоялось.

— Резонно. Но если не он, тогда кто?

Кулак уперся в раскрытую ладонь. Хрустнули суставы.

— Она? Тогда понятно, отчего все криво. Бабьи придумки… а смысл какой? Или она сначала от тебя избавится, потом от братца твоего и…

Я ударил Персиваля. Точнее попытался, потому как он, ловко отклонившись, перехватил руку. И вторую тоже. Заставил опустить, сдавив лапищами, что клещами, и сказал:

— Ша. Не кипиши.

Не могу. И вырваться тоже. Хватка у бывшего клирика железная, хотя и держит он аккуратно. И его явное нежелание причинять мне боль лишь доводит до бешенства.

— Оказывается, ты у нас не только страдать умеешь. Спокойней, дружище Дорри, я просто думаю. За тебя, между прочим, думаю.

— Ты ошибаешься.

— Если это не твой братец, и не твоя сестричка, тогда кто?

— Не знаю!

— Узнай.

— Как?!

— Ну ты ж у нас умный, придумай, — Персиваль толкнул меня так, что я, пролетев через всю комнату, врезался спиной в злополучный комод. — Перестань сопли на кулак наматывать и вспомни, кому дорожку перешел. Знаешь, бывает ведь и так, что наступил на человечка, раздавил и дальше пошел, не заметивши… Только я тебе вот что скажу. Не копай далеко. Оно все обычно близехонько зарыто.

Он был прав. И не прав.

Кому я мог перейти дорогу? Ольга? Но она получила желанную свободу.

Ульрик? Нет, этот вопрос закрыт раз и навсегда. Я верю брату моему.

Эмили? Ей-то уж точно незачем желать моей смерти.

— А если не ей, то… — снова начал было Персиваль, и слова его заставили меня вздрогнуть.

Не ей!

— Помолчи, — попросил я, и он послушно замолчал. Я же, закрыв глаза, попытался воскресить в памяти встречу. Я стирал слова, сосредотачивая внимание на деталях.

Платье. Жемчуг в волосах… в детстве Эмили не любила жемчуг, потому что его надевают на похороны. Это еще ничего не значит. Веер в ее руках. Сами руки. Движения.

Выверенные. Точные. Слишком точные для живого человека.

И эта неуловимая странность позы. Вот Эмили говорит со мной. Я любуюсь ее лицом и не замечаю, что голова, шея, плечи неподвижны. Умение держать осанку в любой ситуации?

Возможно. Я ошибаюсь. Лучше было бы, чтобы я ошибался.

Вот она поворачивается ко мне спиной. Уходит. Ее локти прижаты к торсу, ее руки опущены, ее ладони прячутся в складках платья.

И это тоже неправильно!

И знакомо.

— Тот итальянец, помнишь? С которым ты дрался?

— Ну? — Персиваль был рядом. Я слышал дыхание и характерное поскрипывание пластин медицинского корсета, обонял запах перегара и табака.

— Что ты о нем знаешь?

Итальянец ходил точно так же, как Эмили, выпрямившись и прижав локти к бокам.

— Да я как-то с ним чаев не пивал, — голос Персиваля звучал неуверенно. И я испугался, что он не знает вообще ничего, и даже эта, вероятно несуществующая нить, оборвется. Но Персиваль продолжил: — Его карлик привел. Бат… Бот… на "Б", короче, его звали. И сказал, что итальяшка — циркач.

Цирк. Удивительный зверинец мэтра Марчиолло.

Мартышки с хрустальным шаром. Леопард в металлической чешуе. Сломавшийся единорог и лев, который не интересен, потому что слишком похож на живого.

Бакстер. Пропавшего механика звали Бакстером. И вполне вероятно, что человек в зеленом — служитель цирка, который хотел меня о чем-то предупредить!

Стоп. Все это слишком дико. Невозможно.

Но я видел льва и видел Эмили.

Резкие духи. Она изменила привычке, но это ничего не значит. Она… она просила меня больше не вмешиваться, но если все и вправду так, как кажется, то я не имею права не вмешаться.