Шрифт:
— А при чём тут монахи?
— Вот так и вы. Давайте, мол, денег, не то усопшим вашим в чёртовых чертогах небо с овчинку покажется! И доказательств никаких не приводите! И воровать никого не надо, и уши резать — знай только деньги собирай!
— Да ты на себя погляди, копчёная рожа! — заревел богодул. — Ты же сам и есть первый чёрт!
— Мальчики, мальчики, успокойтесь, — проворковал атаман. — Время ли ныне теологией заниматься?
На землю тем временем опускались черёмуховые холода, и Лука сильно пожалел о сарафанных разрезах. Не застудиться бы!
Тут к ногам атамана упала бурка.
— Возьми, сестра, — сказал Рахит-бек. Как его конь подошёл к костру, не захрустев даже веточкой? — Азамат — добрый конь, — ответил на незаданный вопрос горец. — Эх, сестра, когда мы свои дела сделаем, выходи за меня замуж! Вместе резать будем, грабить будем... — сказал он мечтательно.
— А пока спать будем, — командирским голосом приказал атаман. — Кто в первую стражу?
— Никакого стражу не надо, — зевнул Рахит-бек. — Азамат сам услышит и разбудит. Я поглядел на неверных псов, которые следят. Раскинули шатры, пировали. Всех мог зарезать, как баранов!
— Нельзя, — со вздохом напомнил Лука.
ГЛАВА 29
На рассвете горец ускакал далеко вперёд — ему полагалось делать вид, что к девице с арапом он не имеет никакого отношения.
Долго думали, что делать с братом Амвонием.
— Монах — тот же арапчонок! — доказывал богодул. — Монах не мужчина. Он девице не защита, но духовное окормление... Против этого даже Ватиканцы не возразят!
— А если возразят? — сказал Радищев. Он уже успел переделать все утренние дела: почистить котелок, умыться в ручье и навести кое-какую красоту помимо природной.
Тиритомба же злобно ворчал:
— Не мужчина, не мужчина... Кабы не ряса твоя, я бы тебе показал! Ладно уж, плетись, только всю дорогу молитвы воспевай, чтобы худого не подумали!
Совет пригодился на первом же контрольном посту Совета Европы. На богодула действительно не обратили внимания — он был не первый и не последний. Стражники — не то мадьяры, не то баски — на сильно испорченной латыни задержали путников и велели дожидаться основных наблюдателей. Накормить странников при этом позабыли, да и не их это была заботушка
— Зря их поселяне на валы ночью не подняли, — сказал Тиритомба.
— Ты не забывай про панычей, — напомнил атаман.
Поэт вздохнул и начал пальцами развозить по лицу румяна.
— Чисто окорок подгоревший, — вздохнул Радищев.
Но всё обошлось. Оказалось, что на ночлеге Тремба и Недашковский затеялись лечить мягкие свои ткани особой мазью, но в темноте перепутали склянки и подлечились злой местной горчицей, так что безболезненно подняться всё ещё не могли и довольствовались голосами, доносившимися до их убогой телеги.
Лука и наблюдатели объяснялись на латыни.
Первым делом дон Хавьер обследовал печати на мешке и остался доволен. Потом поглядел на богодула и махнул рукой.
— Ерусланский монах — не инквизитор, — сказал он. — Пусть тешит вас, донна моя, своими убогими сказками. А в Вечном Городе вы нечувствительно уверуете в божественность Кесаря...
Фрау же Карла сразу же бросилась к Тиритомбе.
— Я тебя зваль по всю ночь, — сказала она. — Вот так: «О, майн либе шварце буби! Ком цу мир! Ком цу мир! Дайне блау блюме. Пукт». А ты не приходиль, ферфлюхте кинд!
К сожалению, европейские женщины слишком близко к сердцу приняли ерусланскую поговорку «Не родись красивой», хоть и не знали её. Поэтому Тиритомбе пришлось снова изображать из себя малолетнего идиота, немало поступаясь при этом честью. Поэт агукал, бубукал и пускал пузыри. Фрау Карла всё же умилилась и стала его ласкать по кудрям, грозя стереть всю боевую раскраску.
Тиритомба воспользовался этим и принялся тыкать себе пальцем в рот.
— Ах ты бесстыдник! — хихикнула фрау Карла, но поэт жестоко окоротил её мечтания, сказав явственно:
— Ням-ням!
Фрау Карла разочарованно вздохнула и приказала принести из кареты недогрызенные свиные ножки с кислой капустой, яблочный штрудель и шнапс.
Поэт мстительно сметелил всё, нахально шепнув:
— Я о фигуре вашей пекусь, леди Анна!
Но Лука его не слышал, занятый серьёзным разговором.
— Что с вами случилось на постоялом дворе, донна? — строго спросил дон Хавьер.
— Мы подошли к нему в самый разгар пожара, экселенц, — ответил атаман. — И даже пытались спасти хотя бы кого-нибудь. Но увы! Пожары — истинное бедствие нашей Родины! Знаете ли вы, сколько раз горела даже наша столица? Мы — цивилизация дерева, но не камня.