Шрифт:
— Словом, мне всё надоело, — заключил Сарджент Кавказский свой горестный монолог. — Надоело жить двойной, а то и тройной жизнью, в нечеловеческих условиях, недостойных джентльмена. Можете себе представить, я даже не каждый день переодевался к обеду! Я годами обходился без дворецкого! О, сколь много отдал бы я за возможность сыграть хотя бы одну партию в крокет! И вот я раскрыл своё сердце этой прекрасной леди, а она...
— Даль ему по башке! — радостно сказала фрау Карла. — Кайзер будет щедро наградить меня за трофей. Я буду стать главный ойропиш рихтер!
— Растут люди! — сказал Тиритомба. Пленник и пленительница всё-таки вздрогнули, услышав голос синьора Джанфранко:
— Развяжите этого человека, — потребовал мудрец. — Он — враг Чезаре и, следовательно, наш друг. У меня созрел восхитительнейший план!
Покуда синьор да Чертальдо излагал честной компании свой план, воистину восхитительнейший, шустрый Ничевок уже разрезал верёвки на пленнике. Напрасно фрау Карла орала, что её возлюбленный есть опасный государственный преступник, напрасно пробовали что-то вякать папские нунции-легаты — их-то уж вообще никто не слушал.
— Деваться вам некуда, синьор инглез, — просвистело из корчаги. — Всё равно Чезаре Борджа с вами расправится — на всякий случай. Так что сама судьба поставила вас на нашу сторону. И не вздумайте нам вредить!
— Я присмотрю, деда, — скромно заверил Ничевок, и от этой скромности атаману стало не по себе.
Фрау Карла зарыдала, и Луке сделалось ещё хуже. Он подошёл к судье и стал её по-свойски, по-девичьи, утешать: мол, ей, Аннушке, пришлось куда солоней, и то она справилась...
Тут он снова вспомнил про настоящую Аннушку.
— А что это мы сидим? — вдруг возмутился он. — Нам же надо в замок Синей Бороды!
— Верно, — сказал Джанфранко. — Там моя клавикула дожидается нас под надёжной охраной...
— Клавикула? — спросил поэт.
— Ключ от мира, — пояснил великий итальянец.
— Ну и аллее с ними со всеми, — сказала утешенная фрау. — Всё-таки либе выше, чем пфлихт.
Она повернулась, чтобы схватить любимого в объятия, но обняла лишь воздух.
Сэр Сарджент тем временем раздевал панычей прямо на телеге, одновременно стаскивая с себя наряд горянки. Панычи сперва думали, что он делает это с благородными намерениями, но горько ошиблись.
— Надоела эта двойная маскировка, — пояснил лорд Рипли. — Пусть уж лучше принимают меня за попа...
...Лиловое трико Недашковского трещало на мощных ляжках лорда. Лука сообразил запоздало, что следует отвернуться. А бедному легату досталось платье дочери гор — правда, щедро расшитое мелкими монетками.
Лука поднял с травы заветное зеркальце и мысленно воззвал к любимой.
Прав был Ничевок: изображение стало гораздо ярче и яснее.
Аннушка стирала какие-то тряпки в огромном корыте.
ГЛАВА 47
Многие люди почитают уборку помещений за грязное и нудное занятие, а зря: ведь всякое наведение порядка есть маленькое волшебство.
Аннушка запорхала по замку, посрывала шторы и портьеры и погрузила всё это добро в богатырских размеров корыто, предварительно налив туда подогретой на кухне воды. Она даже задумалась, отчего это при отсутствовавшем хозяине оставалась горячей плита, но ненадолго.
Нацепив на кончик длиннющей алебарды первое попавшееся на стене полотнище, будущая хозяйка замка Синей Бороды собрала по углам всю паутину — благо яркие лучи светила явственно обозначили всяческие безобразия внутри зала. Потревоженные летучие мыши пробовали было протестовать, но хитрая уборщица повязала волосы косынкой и тем обезопасилась от их остреньких коготков. Обиженные нетопыри всей стаей вылетели в окно и устремились прямо к солнцу, чего вообще-то за этими тварями не водится. Только ведь не каждый день попадают в их обиталища такие шустрые девушки! Аннушка даже не обратила на это никакого внимания.
День выдался необычно долгий, солнце всё никак не хотело уходить с полудня — но и сие не показалось красавице странным.
«Как прекрасна женщина в процессе труда!» — мог бы воскликнуть Тиритомба, но он в сей момент в зеркальце Луки не заглядывал. И был бы прав: ведь мужчина в таких обстоятельствах весь перевёлся бы на ругань и проклятия, мгновенно бы переутомился и начал бы то и дело искать подкрепляющих сил в бутылке. А уж прекрасным его не назвал бы и самый восторженный стихотворец.
Аннушка в этом не нуждалась. Не нуждалась она и в свидетелях, и в собеседниках: ей было достаточно разговаривать с собой вслух.
— Вот он вернётся, увидит всё и поймёт, что все прежние невесты были как одна неряхи и распустёхи, — говорила она. — И в нём сразу же произойдут разительные перемены: он просветлеет взором, снимет латы и предстанет во всей красе. Но первым делом я его заставлю побриться. Только боюсь, что обычным лезвием тут не обойтись — придётся его щетину перекусывать кузнечными клещами... Ой, я, наверное, сейчас страшная, как чума!